Вчера ночью на милонге в танго-студии я встретил счастье, самое настоящее, то самое, о котором мечтают миллионы, а обрести могут лишь единицы. Случается, увидишь в толпе, на улице лицо до боли знакомого человека, откуда-то из прошлой жизни, и потом не находишь себе места, винишь себя – отчего не решился, не заговорил.
Эта женщина неожиданно наполнила все мое существо бесконечным блаженством, нет, нет, это длилось не мгновение, не минута, а целых четыре вальса. И знаете, я даже не сразу понял, что во мне произошло, только в автобусе по ночной дороге в приморский город я внезапно почувствовал, что в груди нестерпимо печёт. Помните романс Глинки: «В крови горит огонь желанья, душа тобой уязвлена» – вот, вот, оно самое – душа тобой уязвлена. Только моя душа была обожжена, да таким образом, что вдруг захотелось выйти из салона и закричать от боли.
Когда-то Гёте сказал, что был абсолютно счастлив за всю свою жизнь всего несколько минут, а прожил, надо сказать, он достаточно и судьба его баловала.
Я был счастлив целых четыре вальса. Я не только увидел, а ещё и почувствовал в движении всем существом свою потерянную в веках половинку. Мифы эллинской культуры о гневе богов живут в сокровенных уголках души. Я теперь знаю, какой я настоящий! Это непередаваемое ощущение, ощущение целостности мира, мировосприятия мироздания. Мы дышали вместе, именно вместе, в какое-то мгновение у меня перехватило дыхание, и тут, представляете себе, я услышал биение её сердца… она тоже не дышала!
Нет, об этом трудно рассказывать оттого что слова, ненавистные слова, не могут передать, хоть в незначительной степени того необыкновенного чувства, когда теряешь ощущение пространства, когда под ногами вдруг, внезапно обнаруживаешь небо, да, да, самое настоящее, и дух захватывает оттого, что это происходить именно с тобой. Да! Но именно в это мгновение тебя посещает горькая мысль, что это всего лишь мираж, фантом, эманация чувств. Ведь вся твоя «замечательная» жизнь, на протяжении многих лет тебе доказывала, что счастье, это не подкрепленные фактами романические мечтания.
Зачастую мы наделяем ожиданиями случайного человека, а потом за дождем чёрных точек и пунктиров неудач нечаянных отношений уже и разглядеть-то не можем правду. Ту самую окончательную правду, о которой втайне мечтаем, а встретив, не верим собственным глазам и бежим сломя голову прочь. Мы исполняем сизифов труд, вкатываем на гору раз за разом камень, готовый нас похоронить, спаянный из наших собственных привычек.
Между ударами сердца, её сердца, в звенящей тишине, тишине абсолютного счастья, я сделал шаг, сделал поворот, я ни о чём не думал, не думал о том, как вести партнершу, есть ли вокруг еще пары. Я просто брал откуда-то из эфира звуки, переживания композитора и шел по ним, словно за нитью Ариадны. Кажется, это идея Соловьева, известного своим космополитизмом, что человек только тогда сможет воссоединиться с богом, когда обретет целостность, и неизменным условием этого считал любовь к женщине.
Я был счастлив, я обладал абсолютным счастьем целых четыре вальса. Я не чувствовал кожу её рук, её трепетных пальцев, это было продолжение моей руки, моих пальцев. Это был самый настоящий мистический опыт, сакральное действо. Я воспринимал вибрацию паркета под её туфельками, как свою собственную, может быть, впервые в жизни я понял, что это такое – наполненность бытия, что значит жить!
А потом, потом, через некоторое время, я пригласил её на танд танго, целых четыре мелодии. И меня ждало неожиданное фиаско, куда-то ушло то мучительно-сладкое взаимодействие, от которого кружилась голова, ушло, сбежало, подло покинуло нас. Мы отчаянно пытались пробиться через эту стену апатии. Стараясь успокоиться, я делал паузы, чтобы вновь наладить согласованность движений, снова получать наслаждение от того, что она радуется столь нежданно возникшим отношениям в танце, но все было тщетно.
Я видел, я воспринимал всеми своими нервными окончаниями, что она в растерянности пытается мне помочь, возродить мою фантазию. И именно это трогательная благодарность за предыдущий танец, выраженная столь деликатным образом, помогла мне не впасть в окончательную меланхолию на протяжении этого бесконечно длинного танда танго.
На последних нотах меня внезапно пронзила догадка, столь очевидная, что непонятно было, как я не понял этого сразу: на этих четырёх вальсах, или точнее будет сказать вальсе, мы просто-напросто выгорели. Мы обожгли друг друга. Эмоциональный накал был настолько сильным, что временно наши бедные души онемели, им потребовалось время, чтобы понять, что произошло, и они взяли перерыв, чтобы восстановиться, оправиться от потрясения.
В моей жизни исполнялось достаточно событий, порою, крайне драматических, но именно это испытание, изменило меня, переменило меня за те десять минут, пока звучали вальсы и десять минут танго. Теперь вернувшись домой и вглядываясь со скалистого обрыва в утреннюю морскую даль, я задаюсь вопросом, что сделало со мной проведение тогда ночью, что я для него?
Там вдалеке из-за горизонта поднимается солнце, ветер бросает в лицо соленые брызги, мне обязательно надо дождаться, когда утихнет бриз и наступит звенящая тишина. Тишина абсолютно счастья.