Однажды на небе из ниоткуда появилась радуга. И была она необычной -цветные полосы, тянущиеся от одного края горизонта до другого, то переплетались в замысловатые узоры, то, сливаясь, порождали новую полосу неожиданного оттенка. Радуга на небе постоянно менялась. Она то ярко сверкала, озаряя округу белым светом, то мерцала, переливаясь как серебристый ночник. Она притягивала к себе и отталкивала одновременно. Странная радуга под названием "Судьба".
Виток первый
Он рвался. Туда, где еще несколько минут назад ему было тепло и хорошо. Туда, где с самым близким человеком - мамой, его связывали кровные узы. Туда, где нет проблем, где всё просто и легко. Но кто-то решил, что ему пора сменить место жительства. И этот кто-то тянул его решительно и уверенно. А он сопротивлялся, пытаясь кричать, но звук булькал в гортани и не шел наружу. Тогда он уперся ногами в тухлой надежде, что хотя бы теперь станет понятно, что он не хочет уходить. Ведь это его дом, его кров, его убежище. Но безжалостные руки тянули, тянули, тянули... И вот оно!
"Как же я вас ненавижу!" - орал он, что есть мочи. И острый звук заполнил всё пространство. В этом крике было всё - обида и беспомощность, раздражение и злость на этот беспощадный свет, бьющий в прищуренные глаза, на эти незнакомые, а потому столь неприятные запахи, и на эти белые размытые пятна, называемые врачами... "Как же я вас ненавижу... за то, что я Родился!"
Виток второй
Косые капли холодного дождя падали на худенькое личико, пытаясь смыть следы слез и обиды. Тоненькие ножки в тяжелых "сиротских" ботинках месили осеннюю грязь. Порывистый ветер постоянно пытался залезть в надорванную латку на куртке, как будто хотел пощупать ледяными пальцами тощее тельце, одетое в ветхий свитер, линялую юбку и толстые колготки неопределенного цвета с отвисшими коленками. Одинокое существо брело по пустому парку, как будто хотело доказать всему миру, что ему плевать на слякоть и мокроту, на озноб и ненужность никому на этом чертовом свете. Озябшие пальцы скользнули в карман и вытащили оттуда чупа-чупс - леденец, подаренный доброй тетей на вокзале. Чумазая девчушка склонила голову на бок и, прищурив один глаз, стала с интересом рассматривать смешные рожицы на мятом фантике. А рожица продолжала улыбаться, словно говоря: Чего ты паришься - сунь меня в рот! Может быть завтра тебя до смерти забьет вечно пьяный отчим, или ты замерзнешь в подвале, где вечно прячешься от соседских пацанов, или в отчаянье и от постоянного голода, сосущего твой крошечный желудок, шагнешь вниз с крыши "высотки". А может быть завтра у тебя найдется бездетный богатый родственник, и ты сменишь отвислые колготки на блестящие леггинсы, научишься правильно писать слово "канализация" и даже подрастешь на пару сантиметров. Но всё это может быть завтра, а сегодня съешь меня! Сорви этот мятый фантик с моих боков, и, полюбовавшись карамельно-розовым блеском, быстро сунь меня в рот. Я вкусный! И я не предам тебя, как предают тебя прочие тетки и дядьки из твоей ушлой жизни, и не обману, как тебя обманывают рекламные щиты, под которыми ты порой ночуешь, и не совру тебе, как врут ресторанные объедки, которые иногда составляют твой обед или ужин. Я - настоящий! Я буду с тобой, пусть и недолго. Но я буду только твой!
Дождь, перестав бить сильными каплями об землю, лишь слегка моросил, а по аллее, хлопая и выбивая из-под подошв куски грязи, топала девчонка без будущего и настоящего, зато с чупа-чупсом, наполняющим ее рот слюной, а жизнь пусть малым и временным, но хоть каким-то смыслом.
Виток третий
Что может быть чуднее, чем из ничего сделать что-то. Вот висит в магазине кусок странно раскрашенной ткани. Висит давно и безнадежно. И изо дня в день мимо него проходят дамы - молодые и старые, модницы и неудачницы, красивые и так себе. И, проходя, то брезгливо кривят губы, то с удивлением выкатывают глаза, а то, делая и то и другое одновременно, еще успевают добавить ошлёпок брани в адрес производителя. А кусок висит. Зимой и летом, в дождь и снег. Висит, невзирая на время суток и времена года. Висит, вызывая нездоровые картинки в сознании даже у бывалых продавщиц. Но за него уплачено, а, значит, он будет висеть, пока...
Пока не придет Она. Такая же странная, чудная, похожая на бред и мечту. Придет и пойдет по рядкам, шлепая по кафельному полу мокасинами, украшенными шнурками и бусинками. Ее светло-голубые глаза будут грустно скользить по классическому шелку и миленькому сатину, воздушной органзе и правильному бархату. И вдруг встанет как завороженная - она увидит кусок ткани, тот самый, мимо которого так долго и старательно проходили другие. Потом, протянув к нему руки, увешанные фенечками и звенящими браслетами, она начнет ворожить, то прикладывая ткань к лицу, то собирая ее складками, то растягивая ее по основе. Ее глаза станут совсем пронзительно светлыми, губы зашевелятся, как будто она говорит с неким собеседником, невидимым для других. Именно ему она расскажет, что этот кусок сделает ее жизнь более счастливой и успешной. И она, может быть, сдаст долги и не "вылетит" из колледжа, и мальчик, по которому она грезит с детского садика, перестанет смотреть в сторону ее подружки и, наконец-то, заметит ее, да и мама, может быть, перестанет ворчать из-за пирсинга губы. И неважно, что сделает она с этим куском, главное - они встретились: странное существо и странный предмет. Встретились на пересечении мечты в мире нормальных, но скучных и серых людей.
Виток четвертый
Они двигались навстречу друг другу со скоростью метеоритов, стремящихся своим весом измять любую ровную поверхность. Они шли на свидание к своей судьбе, вышагивая каждой минутой скопившееся разочарование. Они торопились, потому что до счастья осталось совсем немного. Они спешили, хотя ничего друг для друга не значили, и ничего друг о друге не знали. Просто по повелению планет по улицам двигалось два разнополых существа, двигались как два катета, пытающихся построить некую геометрическую фигуру, двигались, потому что кому-то захотелось, чтобы они столкнулись где-то во вселенной обыденной жизни. Возможно, их глаза встретятся и где-то в двух мозжечках закоротит, а потом случится любовь, свадьба, дети, дом, огород и совместная старость. А может быть искра породит иное пламя и будет страсть, мятые простыни, ссоры, слезы, встречи, расставания и снова встречи. Или, может быть, они пройдут мимо, вскользнув равнодушным взглядом, и в их жизни снова будет одиночество, ужин у телевизора, раздражение и надежда.
Пока же они просто двигались, пересекая перекрестки, заходя в магазины, отвечая на звонки, решая важные дела на ходу и просто мечтая, наконец-то, куда-то дойти.
Виток пятый
Он шел по темным закоулкам своего родного микрорайона. Шел кратчайшим путем, потаенными тропинками, знакомыми с детства. Шел торопливо, стремясь, как можно быстрее, перенести свое бренное тело в тепло и покой, а точнее - на диван перед телевизором. Лучше слушать новости о чужих неприятностях, чем в прохудившихся ботинках месить в полночь грязь где-то на краю жизни, а точнее, на помойке. И вдруг из-под ног раздался звук: то ли писк, то ли тихий стон. Присев на корточки, он поднял с земли скомканный кусок бумаги, издававший странные звуки. Отвернув край вчерашних новостей, он увидел существо, странно похожее на крысенка. Черная шерстка стояла дыбком, голый красноватого цвета хвостик от холода свернулся колечком, а подслеповатые глазки пытались хоть чуток рассмотреть место, которое стало родиной.
- Ну, и на фига ты мне сдался? - с удивлением спросил он: Что я буду с тобой делать? Я стар, глуп и невезуч, от меня бегут даже тараканы. Порой мне бывает нечего жрать, а скоро не будет и где спать. Я гол как сокол, весь в долгах. Ну, на фига ты мне сдался? В этот момент странное существо, похожее на крысенка, село, упираясь ему в ладошку дрожащими лапками и покачиваясь с бока на бок. Оно зевнуло, продемонстрировав розовое небо и мелкие, но острые зубки. И, именно в этот момент, он понял, что уже не сможет положить это создание назад на землю посреди мусора и хлама и пойти дальше к себе домой. Не сможет спокойно ужинать и лежать у телевизора, слушая диктора, выступающего с испуганным лицом. Не сможет заснуть и проспать всю ночь, не метаясь и не вскакивая каждые полчаса, с ужасом наблюдая разыгравшуюся непогоду за окном. А утром не сможет побриться, потому что будет стыдно смотреть в глаза даже самому себе. Он медленно поднялся и, сунув существо вместе с куском бумаги за пазуху, быстро зашагал в сторону дома, как будто боялся, что еще может передумать и тогда что-то важное и нужное навсегда исчезнет из его бестолковой жизни.
Виток шестой
Я открыла глаза. И, быстро моргнув, уперлась взглядом в мир... мой. Обычно он начинается светлой точкой на потолке. Он прячется в трещинах извести, путается в волокне паутины, ускользает в неровности стены и падает за давно некрашенный плинтус. Мир мой продолжается немодной обивкой дивана, серым клубком пыли в углу, комком жвачки на ножке журнального столика, фантиком от приторной конфетки в туманной пепельнице. Мир мой тихонько ползет по тертому коврику, спотыкается о тапки с оборванными помпонами и упирается углом в некрасиво разбитое стекло щербатой двери.
А порой мой мир имеет вкус теплого молока, налитого в грязное блюдце от японского сервиза, цвет желтого застиранного пледа, забытого на полу, и звук половицы, скрипящей жалобно даже по ночам.
Еще в моем мире бывают мышиные хвосты, голубиные перья и собачьи укусы. Ведь мой мир - это всего лишь мир кошки. Старой, слегка слеповатой, местами облезлой, а еще давно и безнадежно уставшей от жизни и собственных хозяев. Они добрые и хорошие люди, просто наивны и стары. И мир мой - это место, где они еще кому-то нужны, где есть кто-то еще более беспомощный и зависимый, чем они. И пока я живу и дышу, они живут и дышут со мной.
Как же я устала в мире - в моем мире, измеряемом квадратными метрами, перемешанными с усталостью, болезнями, неудачами и надеждой на то, что всё будет хорошо.
Виток седьмой
Ему снились сны. Яркие и долгие. Снились всегда. И постоянно. За окном бурдила жизнь. Там люди встречались и расставались, лепили карьеру и разорялись, делали себе имя и теряли лицо. А он спал. Люди лелеяли прошлое, тяготились настоящим и мечтали о будущем. А он спал. Люди рождались, жили и умирали. А ему снились сны. Цветные, яркие и веселые. В этих снах не было проблем с детьми и деньгами, безработицы и противных начальников, сварливых жен и хронической бессонницы, пробок на дорогах и перебоев с электроэнергией. Зато в них был свет и приятный звук, манящий запах и хрупкая красота во всех деталях и проявлениях.
А еще в этих снах у него были друзья - бродячие кометы, говорящие панды, некрасивые лилипуты и думающие вулканы. Но главным его другом всегда была Вечность. Верная и непредсказуемая. С ней они бродили по закоулкам его памяти в поисках смысла, забирались в немыслимые дали, придуманных стран, совершали бестолковые и бессмысленные поступки, за которые потом им не было стыдно. С ней он снова был сильным, красивым, умным и главное - здоровым. Он
