Подозреваемый

Давнее то "лётное происшествие" произошло в августе девяностого года прошлого столетия. На борту лайнера "Ту-154" мы всей семьёй возвращались тогда в Благовещенск, - не вдаюсь в подробности откуда, иначе это уведёт меня на несколько страниц совсем другого повествования, - жена и двое маленьких детей, дочь и сын, четырёх и двух лет соответственно.

Самолёт уже пошёл на снижение и на световом табло над выходом из салона на двух языках, - русском и английском - загорелись предупреждающие надписи о необходимости оставаться на своих местах и пристегнуть привязные ремни. И тут я некстати подумал, что неплохо бы сходить в туалет, ведь в первые минуты действие предупреждающих надписей не очень строгое, а снижение и высадка пассажиров с проверкой документов пограничниками (иногда, не всякий раз, в благовещенском аэропорту тогда, в начале девяностых, их устраивали) могли продлиться довольно долго.

Ступая по мягкой ковровой дорожке, прошёл в хвост самолёта до туалета, немного подождал, когда он освободится и, посторонившись и пропустив молодого человека в светлом пиджаке приятной наружности лет тридцати, вытирающего носовым платком свои руки, зашёл в узкое помещение, наполненное прохладой и ароматом освежителя воздуха, закрылся, потом, не акцентируя внимания ни на чём, ополоснул руки под краном и вышел в салон. Успел про себя отметить, что я ещё и не последним оказался, - сразу за мной зашла женщина примерно бальзаковского возраста.

Благополучно, без единого замечания со стороны сидящей в своём кресле стюардессы, дошёл до своего места, сел, пристегнулся и заговорил о чём-то со своими. Прошло несколько минут, самолёт уже пробил слой облаков, - внизу показалась широкая Зея, торопящаяся на встречу с великим Амуром, - когда ко мне вдруг подошёл тот самый парень в светлом пиджаке и жестикулируя, стал показывать то на меня, то на туалет, то на свой средний палец на правой руке. Удивительно, но я мгновенно понял, что хотел, но не мог сказать глухонемой, не имея возможности изъясняться устно, - он снял в туалете своё обручальное кольцо, положил на стеклянную полочку, а потом забыл его надеть (уникальная и весьма, конечно, странная привычка снимать золотые, да хоть серебряные, кольца при мытье рук, золото в воде точно не растворяется, только лишь в "царской водке"). Даже мысленно представил себе лежащим его под зеркалом, больше просто некуда его там класть, не на пол же. Хотя, можно было бы, наверное, повесить кольцо на крючок для одежды или там полотенца, кажется он там имеется, да кабы и не один.

Практически без паузы, совершенно искренне и довольно интенсивно я отрицательно замотал головой, - он взглянул на меня недобро и отошёл. Моё быстрое реагирование, как сейчас это себе представляю, можно было интерпретировать двояко. Во-первых, это говорило против меня, ведь будь я тугодумом, у меня ушла бы куча времени на осмысление его жестов, а поскольку я стал отрицать свою причастность к преступлению практически сразу, то можно было предположить, что готовился к тому, что попаду под подозрение в хищении кольца и этим своим неосторожным поведением выдал себя. С другой стороны, если я действительно похититель, то благодаря тому же времени на подготовку к "наезду" со стороны утратившего кольцо человека, я мог бы начать "валять ваньку", долго "не понимая", что хочет от меня этот человек.

Как уже сообщалось выше, я сразу выбрал первую линию поведения, - не виноват же, что такой сообразительный, - и этим, наверное, укрепил мнение моего обвинителя, что кольцо теперь лежит в моём кармане. До более глубокого анализа ситуации, - имею второй вариант, - он, похоже, тогда ещё не додумался и, подозреваю, не сделал этого никогда.

Через пару минут ко мне подошла стюардесса и уже нормальными словами объяснила мне создавшуюся обстановку, которую я и без неё довольно чётко осознал, прекрасно понимая, что никакого алиби у меня нет. Естественно, снова всё отрицал, напирая на то, что очень торопился и ничего на полочке не заметил. Ну что бы мне осмотреться тогда, увидеть то злосчастное кольцо и отдать его стюардессе или непосредственно тому парню, если бы разыскал его среди ста с лишним пассажиров нашего рейса, - другого своего поведения не предполагаю, - заслужив тем самым его благодарность?Сообщил только, что после меня в туалет ещё заходила женщина, образ которой, впрочем, сразу же вылетел из моей головы, и ни за что не смог бы указать, какая именно из пассажирок юркнула после меня в отхожее место.

Стюардесса тоже смотрела на меня неприязненно, - убогого, дескать, обидел, креста на мне нет! Она ещё добавила "железное" по её мнению доказательство моей вины: я первым заходил в туалет после пострадавшего, с меня и спрос. В самое время мне тогда притвориться плохо видящим, но это ведь надо было делать с самого начала полёта, - натыкаться на всех и на встречные естественные препятствия, а поскольку этого за мной не наблюдалось, то было уже поздно предпринимать такие шаги. Стюардесса добавила, что после посадки буду обыскан. Смешно, конечно, - ну что мне стоило отдать кольцо жене или спрятать его в одежду или обувь детям, или просто засунуть под сиденье или его обивку, да и ордеру на обыск меня неоткуда было взяться.

Впрочем, мне тогда было не до смеха, тем более, что поймал на себе ненавидящий взгляд того парня, сидящего, как оказалось всего в трёх-четырёх рядах перед нами. При этом снова отрицательно замотал головой, показывая то на себя, то на палец, где носят обручальное кольцо (своего-то у меня после развода с первой женой и сдачей его в скупку драгметаллов, чтобы достойно отметить этот большой праздник, так больше и не появилось).

Никто меня на выходе, конечно, не обыскивал, и мы беспрепятственно прошли к выходу с лётного поля, где нас встречал на своей горчичного цвета "жиге", мой товарищ Юра. При этом, со стороны стороннего наблюдателя, я повёл себя более, чем странно. Дело в том, что пока мы толпились в ожидании проверки документов пограничниками, на августовской жаре, я повесил свою куртку на поручни трапа и хватился её только уже перед самым выходом. Сбегал назад и взял так и висящую её там, где оставил. А ведь те действия можно было первоначально объяснить и моим опасением обещанного обыска.

На этом та печальная история и закончилась, оставив у меня весьма неприятный осадок. Греет сознание лишь мысль, что на самом деле тот парень засунул своё кольцо в потайной карман и обнаружил его уже потом, испытав чувство стыда за напраслину на меня, - иногда мне и самому кажется, что не мог не заметить лежащего на полочке кольца. Если же оно у него действительно пропало, хорошо бы он прочитал этот рассказ и, наконец, перестал считать меня преступником и всем рассказывать про то, как на первый взгляд приличный человек, отец семейства, самым бесстыдным образом завладел его обручальным кольцом, и мысленно и устно насылать чуму на мою голову.