1967 (июнь-июль)
Деревня моя, деревенька...
Автобус, слегка подпрыгивая на ухабах и поскрипывая всем своим стальным телом, трясся по гравийной дороге, оставляя за собой плотный шлейф дорожной пыли. Тёплый июньский ветерок, проникающий через открытые окна, гулял по салону, перемешивая запах полевых цветов и разнотравья с лёгким запахом бензина, идущего от мотора. Некоторые пассажиры дремали. Вовка высунул белокурую голову в окно, подставляя своё улыбающееся лицо ласковому солнцу и ветру, треплющему его волосы. Вдаль, до самого лазурного горизонта, по холмам и взгоркам простирались поля с молодой пшеницей, колышущейся как море волнами изумительного изумрудного цвета, а тёмно-зелёные берёзовые рощи и околки, разбросанные по всему этому, казалось, бескрайнему 'морю', выглядели величаво. И только в рощицах, стоящих рядом с дорогой можно было увидеть не только густоту листвы, но и стройные стволы сибирских девушек-берёз, приветствующих тонкими ветками проезжающих.
Вот-вот где-то за одним из холмов появятся вдалеке крыши деревенских домов. Чувство радости и ещё чего-то большего переполняли Вовку, и он уже притопывал ногой, будто бы этим мог приблизить свой приезд.
На трассе их встречал дед, стоящий около телеги и куривший свою вечную 'козью ножку'. Вовка увидел его издалека и больше сидеть уже не смог и, взяв чемодан, пошёл к двери. За ним с чемоданом подарков двинулся и Славка.
Даже три километра тряски на телеге не смогло испортить радостного настроения и ощущения праздника у Вовки. Он с удовольствием лежал на сене, уложенном толстым слоем в телеге, пахнущем свежестью скошенной травы, с закрытыми глазами он слушал особенные звуки поля: стрекотание кузнечиков, соревнующихся между собой в своём искусстве, жужжание пчёл, редкое чириканье воробьёв и негромкие приятные щебетания ласточек, иногда пролетающих мимо с быстротой самолёта. Всё это, сопровождаемое тихим и размеренным поскрипыванием телеги, в сочетании с ароматными и душистыми запахами полевых цветов и ласкового солнечного тепла, убаюкивало.
'Деревня! Конечно, в Норильске такого не узнать и не услышать! Там другие шумы и звуки, одно слово - город! И в тундре всё по-другому! Не плохо, но по-другому!' Чей-то голос вернул Вовку в реальность:
- Чё, Лексеич, дождался своих внуков-то?
- Дождался!
- Чё, вода-то там не спала ещё?
- Да, пока нет. Потихоньку уходит, от огорода уже отступила. Недельки полторы-две и вся сойдёт.
- Это хорошо. Будет потом, где щурагайку половить!
- Да, нам с тобой только и ловить её! Отловились!
- Хе-хе! Это так, Лексеич! И не токмо щурагаек мы отловились... Аганя-то как? Не хворает?
- Не, не хворает! Бегает. Сейчас, наверное, от окна не отходит. Ждёт?
- Знамо дело - ждёт! Свои же ребятки!
Вовка сел. Рядом с телегой ковылял не знакомый дедок, опираясь на палку.
- Здрасте! - поздоровались братья.
- Здрасте, здрасте, милки! Ишь, как выросли-то! Зинины?
- Её, с Геннадием.
- То-то, смотрю, на обоих похожи! А малой так тот больше на Геннадия смахивает! Ишь, вихрастый какой!
Вовка посмотрел по сторонам - улица была пуста: возле домов и во дворах никого, кроме кур, что-то клюющих на земле, да нескольких телят, дремлющих в тени заборов. 'Ясное дело - все пацаны сейчас на речке, в затоне купаются'.
- Дед, а что река разлилась, что ли, сильно?
- Так такое половодье нынче сильное было, что вода почти в огород зашла, и луга за рекой все затопило.
- Это, что и затона нет?
- И его нет, под водой всё, одни деревья из воды торчат.
- А где тогда купаться? - Так с огорода прямо и в воду. Только мутная она пока ещё, грязи да илу поднял паводок. Так что купаться нынче будете не раньше, чем недельки через две-три.
- Дед, а как там петух?
- Кукарекает! Чего ему сделается? И Зорька на месте.
Возле дома их уже ждала баба Аганя, утирая слёзы краешком платка.
