Вера

                                               В Е Р А



   «Осторожно! Двери закрываются. Следующая остановка...»
 Вагон зап олнялся народом. Многие стояли. Сегодня, среди недели, ехали в основном дачники- пенсионеры, торопились закончить перед снегом последние садовые работы.
 По проходу, с трудом пробираясь сквозь народ, сновали туда- обратно «коробейники» с мороженным и прессой.
 -Пломбир, шоколадное, эскимо...-
 -Кроссворды, телепрограмма, лунные календари, анекдоты...-
 -Пломбир, шоколадное...-
 Вере повезло: сидела, и притом- у окна. А главное- работал обогреватель. Придвинула к нему околевшие ноги- и задремала...
 - «...Во всём, как хотите, что бы с вами поступали, так поступайте и вы с ними.»-
 Голос сквозь монотонный вагонный гомон звучал убаюкивающе и приятно. Хотелось слушать и слушать, не открывая глаз и проваливаться всё дальше и дальше в теплую дремоту. Ноги в насквозь промокших кроссовках постепенно отогревались. Вера даже расстегнула пуховик.
 -Да ну вас!.. Чепуху мелите, молодой человек, а мы сидим, слушаем... уши развесили...- раздражение в женском голосе было неподдельным.
 -Какой же я молодой?.. С сорок шестого...-
 -Тем более! Городите здесь... Я, вон, своей невестке как только не угождала!.. Всё для неё делала, задницу только не лизала... И что?! Настрополила, сучка, сына: комнату сняли, съехали и на порог к себе не пускают! Это как?! Внука не дают! Сын! Сын говорит: «Не ходи, от тебя только негативная энергетика... после тебя Гриша всю ночь плачет во сне... и дёргается...» Представляете?- сын говорит!!! Внук от меня дёргается!.. А я от них не дёргаюсь!.. От этой сучки не дёргаюсь!.. Как у нас появилась, так на таблетках и живу! «Дергается...» Не- ет, правильно народ говорит: «Не делай добра никому- и зла тебе никто не сделает». А я всё «Людочка- Людочка, Людочка- Людочка...»-
 -Это не народ говорит,- мужчина опять говорил негромко, но слышно было каждое слово, будто гомон стихал в эти минуты. -Это, милая моя, озлобленные люди сочинили. Никого, кроме себя, не любящие... А повторяют недалёкие. Красиво же звучит... парадоксально...-
 -Ой, шли вы со своей хренью куда подальше!-
 И такая злоба прозвучала в женском голосе, что Вера открыла глаза: полюбопытствовать на беседующих.
 Сидящая напротив яркая интересная брюнетка в летах неприязненно, в упор, пялилась на Веркиного соседа, невзрачного мужичка в дождевике, резиновых сапогах и вязанной шапочке.
 Верка взглянула на неё мельком- и отвернулась к затуманенному дождём стеклу.
 Есть на свете такие глаза: затягивающие... беззрачковые... мёртвые... Смотреть в них было неприятно. И страшно.
 А этот, в дождевике, сидел и смотрел в них. И не отворачивался. Мигал подслеповато, шмыгал носом, но не отворачивался.
    -Почему «хрень» то?- спросил он так же спокойно. -Добром на добро и ответится... Что ж нам- хорошо всем стало от злости то вашей? Всем неприятно стало...- И снова шмыгнул.
    А брюнетка стрельнула глазами на соседей, жадно слушающих их перебранку с мужичком, резко поднялась, выдернула из- под сиденья сумку и, расталкивая стоящих, ушла в другой вагон.
     И  окружающие почему то облегченно вздохнули.

                                                    .  .  .


      Что то слишком длиннющую грядку удумала она под озимый чеснок. И трети не вскопала, а руки уже отваливаются...
      Неможилось ей. Давно неможилось... лет пять... Суставы порой так выкручивало ночами, что хоть волчицей вой!.. И натиралась всякой пакостью, и обследовалась, и лечилась в санаториях, да всё без толку. Отпустит на время, а потом вновь сворачивает жгутом. Да и сердчишко стало сдавать. До обмороков доходило. Слава Богу, не на людях...
     На людях она была другой: довольной жизнью, улыбчивой, счастливой... Не смотря ни на что. И как обидно было порой выслушивать от друзей что- нибудь нелицеприятное о своих детях. Друзей в такие  минуты она в упор не понимала и не слышала.
        Что значит «шумели всю ночь и были выпивши»? Это что, значит, мои ребятишки меня обманывают?
        -Уроды,- улыбаясь, думала она в эти минуты о друзьях. -Да мои детишечки ни разу в жизни мне не соврали! Завидуете и мерзость всякую наговариваете! Своих такими же умничками воспитайте- потом и будете, как бабы на базаре, слухи распускать. «Не помогают, в саду не работают...»  А ваши, прям, упахались! Стахановцы... А я, раз успеваю участок обработать- значит, и без ребятишек сил хватает! И не ваше собачье дело в семью чужую лезть! Я ж не лезу к вам с советами!-
         Так мысленно спорила Вера со своими «доброжелателями». А у самой душа- будто кошками изгажена да исцарапана, вся в крови от этих пересудов.
        А жить надо... И с такой душой, с исцарапанной... И как ещё долго жить!.. Ведь никто из ребятишек не определился. Ни с работой, ни с учёбой... Пристраивать, на ноги поднимать надо. Сдохну, а подниму! Подниму! И пошли вы все к черту!
       
      ...На рукав капнуло светло- розовым. Вера вытянула подол рубахи, приложила к носу и долго- долго держала. А кровь всё сочилась и сочилась. Она осела на захолодевшую вспаханную землю и запрокинула голову вверх.
     -Сдохну, а подниму!-
     Бледное осеннее небо вдруг начало медленно поворачиваться, затем закрутилось. И наступила темнота.


                                             .  .  .

      -Мам, мам, очнись!-  Голос младшенького Алёшки доходил, как сквозь вату. На лоб легло что- то мокрое, холодное.
   -Хорошо то как!- облегчённо подумала Вера, с трудом разлепила глаза. Склоненные над ней кругом лица- серые, туманные -плыли и не фиксировались сознанием. -Сейчас, Алёшечка, сейчас...- Она с трудом села. Чьи то руки поддерживали за плечи. Испуганные глаза окружающих выжидательно таращились на неё.
  -Мам, что с тобой?- Сын присел перед ней на корточки.
      -Голова закружилась. Сейчас, Лёшенька, сейчас...-  Попыталась подняться. -Копала, копала... Чуть-чуть всего... Давление, видимо... - Всё- таки поднялась. -Здравствуйте, ребята. Пойдёмте в дом. Сейчас, оклемаюсь маленько...-
      -Я же тебе говорил, что вскопаю,- сердито выговаривал сын, шагая рядом. -Зачем самой нужно было?.. Я же говорил... Специально сегодня приехали!-
      -Лёш, не ругайся. Я же не знала, когда ты  приедешь... А вдруг снег завтра выпадет? Не успели бы...- Вера оправдывалась, а сердце её пело от сыновней ворчливости: приехал! Ребят с собой взял на помощь! -А Игорёк где? Приедет?- вспомнила она про старшего.
         -Вечером, может...-
         Вошли вдвоём в дом. Ребята сгруппировались в проулке, у машин, переговаривались о чём то.
        -Чем же я вас кормить то буду, Лёшечка?.. Позвонить надо было,- опечалилась Вера, глядя на ребят через окно. -Я же только к чаю с собой взяла...-
       -Да до тебе не дозвонишься! Связь эта дурацкая... Мы с собой взяли, не беспокойся... А ты когда домой едешь?-
      -Дёмины завтра утром обещали захватить. Мне ещё мешок с одеждой забрать надо, постирать к весне. Загрязнилось всё... Чай то поставить? Будете?-
     - Ага, поставь.-
     Алёшка вышел к ребятам.
    -Ну, что?-
    -Она с ночёвкой остаётся,- с сожалением ответил Алексей. -А мне вскопать всё надо.-
    -Ты чё, съехал? Здесь неделю копать надо всей толпой! Да и земля же сырая!-
   -Ну... я не знаю... мать попросила...-
   -Лёха, сейчас быстро темнеет! Поехали к Катьке на дачу! Говорил же я: давайте сразу к ней! Нет: «сюда, сюда...» Съездили, блин!-
   -Ребят, ну я обещал...-
   -Обещал- так копай! А нам ехать надо. Мясо уже с утра квасится, скоро вообще никакое будет!..-
   -Ребят, ну помогите немного... У меня и сапоги на всех есть... И поедем сразу... Хотя бы грядки...-
    -Ладно, тащи сапоги.-
    Алексей весело вбежал в дом .
    -Мам, где у нас сапоги резиновые? Ребятам надо.-
    -А вон, за дверью... Алеша, чай готов.- Вера залила заварку кипятком. Достала из пакета печенье, молоко. -Зови ребят.-
    -Мам, некогда! Там обстоятельства изменились! Нам вечером в городе надо быть! Мы уж через час поедем!-
    -А как же чай?- растерянно, ни к месту спросила она.
    Алёшка лишь махнул рукой, сгрёб сапоги и так же быстро вышел.

    ...Через час лишь следы протекторов говорили о приезде ребят.
    Вера закрыла за ними ворота, вошла в дом. Помытые для чая чашки сиротливо толпились на столе. Она плеснула себе остывшей заварки и, отпивая маленькими глоточками, бездумно пялилась в запыленное окно.
    Темнело. Взгляд упал на расписание электричек. Взгляд стал осмысленным. Она поднялась и вышла в сад. Одинокая вскопанная грядка тянулась вдоль забора. В конце разновеликими черенками торчали четыре воткнутые в землю лопаты. Она выбрала покороче и принялась копать, изредка поглядывая на дорогу. Но старшего, Игоря, так и не увидела.

   ...Вся двадцатитрехчасовая электричка оказалась пустой. Лишь в первом вагоне сидели редкие пассажиры, да и те теснились ближе к кабине машинистов. Она подсела к ним и огляделась. Напротив оказался тот, утренний мужичок в дождевике. Он поднял голову. Глаза его, старческие, безмятежные понемногу становились внимательными и улыбались. И он кивнул ей головой, как старой знакомой.
     -Постоит ещё бабье лето, постоит. Всё сделать успеем. Ничего, не тужите, поскрипим ещё...-
        Электричка была теплая и уютная.


                         К О Н Е Ц            15.03.2009 -18.11.2009г.