О бедном мигранте замолвил он слово

Еще сквозь утренний сон Овсов услыхал два пришедших сообщения. Так и себе и понял – с Сибири поздравляют со Светлой Пасхой: разница во времени была теперь в пять часов.

Поздравил одноклассник и Артём – технолог пекарни торгового центра, в которой, коротая месяцы морских отгулов, между делом потрудился Овсов (не терять же коку квалификацию).

В эти недели вирусного карантина Овсов часто вспоминал своих сибирских пекарей: они-то там как? Слава Богу, работа у них, наверное, есть (хлеб людям печь надо), хоть объемы, наверное, упали. Но, нет худа без добра – теперь уж наверняка держатся за свое место, ибо куда деваться: границы, через которые пролегает дорога домой, закрыты.

Овсов был там единственным пекарем с российским гражданством. Со слов Артёма, даже Генеральный осведомлялся теперь на летучке: «Как там наш русский пекарь?».

Как-как – по-разному случалось. Поначалу, и полная торговая тележка брака как-то вышла – было дело… Правда, ни копейки с Овсова за то не вычли. А еще и премию в тот месяц подкинули: «Как подъемные в былые времена», - смеялся супруге Овсов. В общем – грех было жаловаться: что обещали, то платили, даже чуть с верхом. Другое дело, что совсем нещедрой та зарплата была – но, это как везде теперь.

Товарищи Овсова жаловались исключительно на отсутствие выходных – за выходным стояли в очередь по предварительной записи у Артема.

- А где работников толковых набрать? – сетовал технолог. – Тут у нас было училище, где своих пекарей выпускали, так оно уж закрылось лет двадцать назад!

Теперь толковых пекарей нужно было выглядывать в долинах Средней Азии и верховьях Памира.

- Ну, ты когда приедешь? – спрашивал Артем у уезжающего домой супер-пекаря Шухрата ( тот увольнялся незадолго до Нового года).

- Эй, не знаю – мэсяц-полтора…

То, что его наставник и сменщик Шухрат не вернется сообщила его сестра Мадина.  Безмолвно – с лукавой улыбкой черносливных глаз на вопрос о том Овсова.

«Успел, - думал теперь Овсов, - свалил до вируса!».

Мадина, хорошо говорящая по-русски, жаловалась Овсову:

- Э-эй, все тут говорят: «Зачем вы приехали? (на то Овсов честно прижимал руки к груди: «Только не я!» - за что был пожалован искренней улыбкой).. Нет –нет – не Вы! А если мы все в один день уедем – что будет?».

Аналитический ум Овсова быстро прикидывал ситуацию… Все мигранты в один день покинули пекарню, оставив студенчество (что особо жаловало этот центр) и других покупателей без французских багетов, краковского хлеба и – хита центра (за которым приезжали даже из близлежащих предместий и сел) батона бездрожжевого!.. Тогда он, Овсов, своими руками – отнюдь не такими сподручными к тесту, как у восточных пекарей (право слово – если уж не впитывается на востоке с молоком матери то умение, то уж с детских лет постигается наверняка), наваляет, как умеет, столько батонов!.. Сколько сможет.

Да, это будут, на первых порах, не французские багеты для утонченного студенческого бомонда. Но, как гласит не восточная поговорка: «За неимением горничных, француз любит свою жену».

Придется потерпеть – форму: в содержании Овсов еще запросто мог фору дать всем пекарям вкруговую: не зря его хлеб считался лучшим во всей рыболовной Компании.

А там, глядишь, и подмога подтянется – Бог весть откуда…

Но, товарищи по цеху уходить – вместе ли, или по одному – пока не собирались.  Хоть Артём походя и бросал Овсову в сердцах: «Так, разгонять, на фиг, всех уже пора!». Но, куда там…

Дело свое азиаты знали. Овсов и сам с полжизни – когда уж достаточно мир посмотрел, да для себя во многом разобрался, -  числил себя азиатом, в доказательство с придыханием и чувством цитируя великого поэта: «Ты Рассея моя… Рас…сея… Азиатская сторона». Азия – это Восток; Восток – это созерцание и мудрость, это традиции - в отличие от практично- деятельного и суетно-бестолкового, Запада… Нет, он азиат – без вопросов!

Он хорошо помнил рассказ одного своего старого друга: «Идешь по кишлаку – чуть не в каждом дворе хозяйка в тандыре лепёшки печет: слюна во рту от запаха!  И, хоть ты чужак и незнакомец, подзовет, свернет тебе лепёшку, а еще и сыра с зеленью внутрь положит… Да – так было!».

Вот это восточное гостеприимство!

- У нас и сейчас так, - заверял «дружбан» Овсова  - грузчик Машраб, здоровавшийся, впрочем, через раз в зависимости от настроения.  Но, Овсов и сам был не подарок, потому харАктерному другу все прощал. Тем более – очень важную информацию Машраб ему в конце концов выдал.

- Когда барана режут – там жир курдючный есть. Вот, этот жир вместе с луком жаришь – этим закусывай: три дня самогонку бухать будешь – не опьянеешь!

Жизненно важные были то Овсову сведения! Впрочем, когда Машраб втихаря уехал на побывку домой (не поставив никакой самогонки «отвальной»), и Овсов вспомнил добрым словом грузчика (как раз-таки, из-за дельного совета) бригадир фасовщиц сибирячка Алёна отмахнулась почти зло:

- Ой, слушай больше! Такое трепло!..

С бригадиром же ночной смены, имя которой он боялся (дабы не было то неверно истолковано замужней женщиной) спросить, Овсов непременно расходился предрассветным морозным утром на остановке.  С радушными улыбками они раскланивались друг другу (меньше двенадцати часов назад ведь и попрощались «Хайр!» -  как научили Овсова ребята из ночной смены), и этот миг восточного радушия среди сурово-сдержанных сибиряков – как пиала горячего душистого плова на морозе: почему нет? Неужели надо скупиться и на душевное тепло, которое ровным счетом ничего не стоит, и, посланное тобой, благодарно возвращается с удвоенной силой?!. Почему не поддерживать добром друг друга им, простолюдинам?  Что делить ему с этой женщиной, с той Мадиной, или Шухратом кроме нелегкой судьбы честных тружеников?

Ближе к весне Овсов уволился – пора было брать курс на море. Но, в портовом городе, куда он успел благополучно прибыть, его и повязал якорной цепью карантин. И когда теперь будут отданы швартовы, и все вернется в прежнее русло -  не знал, кажется, и сам Господь Бог… Овсов частенько вспоминал теперь оставленных в чистом сибирском городе друзей – товарищей по пекарскому делу и по общему теперь несчастью. И отчасти даже завидовал им – у тех была работа в эти тягостные дни. Правда, никто из них не мог теперь уехать домой – но это, конечно, временно. 

И когда увидел новость, что мигрантам назначили пособие наравне со всеми (сам он, кстати, за компьютерными шельма-проволочками так и не смог зарегистрироваться на бирже до сих пор, да уже и оставил попытки), то воспринял то с облегчением: раз дали людям работу на наших просторах, значит, мы в ответе за них. Думать надо было, качал себе головой Овсов, десятка на три лет раньше – когда цинично втаптывали своего человека труда в грязь, фактически уничтожив его, а заодно и всю культуру и эстетику труда. Угробили сам его дух, столетиями утверждавшийся в русском пахаре. Так чего теперь о жалких дюжине тысяч на брата, что пришел нам, чванливым, да избалованным на помощь, стенать: снявши голову, по волосам не плачут!


А вечером понедельника Овсов позвонил Артёму:

- Ну, как вы там, как наши все? Привет им всем передавайте!.. Так и скажите – скоро буду.