3.07.2011г.
С У Х А Я В Е Т К А.
-Ну, как вы здесь жили-то?
Григорий сидел с братом за опустевшим, уже прибранным столом. Лишь перед ними стояла бутылка водки да тарелка с холодцом.
Разошлись уже все, хоронившие и поминавшие маму. Сестра Наталия копошилась на кухне с Лидой, женой брата Сергея, посуду мыли, переговаривались невнятно.
-А чего… По-старому живем… Ничего нового… Тракторю так же, а Лидка- на птичнике… Чего у нас… По-старому все…
Сережка сидел с темным осунувшимся лицом. Кожа обтянула скулы, как у скелета. Лишь две глубокие складки вдоль носа да мешки под глазами… На брата старался не смотреть. Ладони сжаты на столе в замок. Боялся: разожмет, а пальцы задрожат.
-Ты чего так поздно приехал-то? Чуть без тебя не закопали…
-Машина сломалась,- Григорий отвечал спокойно, хотя внутри все вибрировало от этой мысли: закопали- и даже напоследок маму не увидел бы. –Пока попутку поймал… К вам же мало кто ездит: грязище- не проехать… Водила, когда починится, подъедет за мной.
Он взял бутылку, разлил по стаканам.
-Так ты что, без ночевки?- Сережка поднял голову.
-Без. Хрен ее знает, как обратно доберемся. А завтра в девять встреча важная, там опаздывать нельзя…- Он осекся, поняв, что сморозил что-то непотребное. –Давай за маму,- сказал глухо.
-Давай.
Сережка тоже встал. Помянули.
Вошла старшая сеструха Наталия.
-Мужики, ну что ж вы без закуски?! Сейчас, я принесу.
-Да есть холодец, не надо, посиди с нами…
-Сейчас, сейчас…- Она принесла все-таки соленую капусту, хлеб, котлеты.
Теперь сидели втроем. Три ветки одного дерева. Еще раз помянули маму.
Григорий не затуманенным пока еще взглядом обвел жилище брата. Старое какое все… И мебель, и обои… Опрятное, но уж какое-то… Старое, одним словом… В городе сейчас такого уже не увидишь. Убогая чистота…
Заметил на низу шторы таракана. Передернулся брезгливо. Домой! Какая, к черту, ночевка?!
-Ребята, пока не запьянели, давайте о матушкином доме поговорим. Чего делать-то?.. Делить, что ли?..
Сережка опять опустил голову. Отчего-то стыдно было говорить и даже думать об этом. Чего там… Как на базаре получается… Умерла только, а мы… Матушкино…
-Делить, конечно!- услышал он голос среднего, Григория. И почему-то облегченно вздохнул. Решили- так решили. И слава Богу…
-Ну, коль Гриша говорит делить- значит, делить…- Наташкин голос по-прежнему звучал спокойно. –Порасспрашивай там у себя: может, кому под дачку надо? Наши-то не купят: , безденежные… Домик еще добрый… И фундамент каменный… 18 соток…
-Разве восемнадцать?- удивился Григорий –Я всегда думал: соток тридцать! Поле целое!
-Это ты просто маленьким все помнишь. В детстве все большим кажется. Лид, посиди с нами,- позвала она появившуюся невестку.
-Сейчас я… Птице насыплю, приду…- Та с полным корма ведром вышла во двор.
-Ну, делить- так делить…- повторила Наталия. –А ты Сашку Заречного часто видишь? Он, говорят, с тобой работает…
-Редко. В одном здании, а конторы разные… Редко…- Григорий откромсал вилкой кусок холодца, подцепил и, страхуя другой ладошкой снизу, отправил в рот. –Да у них, честно говоря, «сдувается» контора,- продолжал он говорить с набитым ртом. –Директор дурак попался. Коньюктуры не чует. Рынок- его ж чувствовать надо! «Сдуваются»!- махнул он рукой. –А ты чего про него вспомнила?
-Давно уж к своим не приезжал. Месяца два. Раньше- чуть ли не каждую неделю, а сейчас… Тетка его просила у тебя спросить: может, что знаешь? У нас же здесь ни телефона, ничего…
-Не, не знаю,- ответил Григорий. Он враз помрачнел. Здесь, в родной деревне, он не был три года. И вспомнил, что Сашка действительно часто ездил в деревню. И все с полной машиной гостинцев. –Ты что, коришь меня, что ли? Что выбраться к вам не мог?..
-Побойся Бога, Гриш! Я ж тебе про его тетку говорю!
-Думаешь, если я зам директора, то все могу, да?- не слушая ее продолжал с напором Григорий. –Думаешь: бросил все и спокойно поехал, да? Да я по полгода в одних командировках мотаюсь, семьи не вижу! А мне здесь- укорять!.. Совести у тебя, Наталка, нет! «Бросил»… Брошу- и «сдуюсь», как Заречный! И что, на паперть?
-Дурак,- тихо сказала сестра, тяжело поднялась, вышла на кухню.
-Ну, вот чего она?!- сунулся Григорий к Сережке. –Чего под кожу лезет?!
-Ты и впрямь дурак, что ли?- Сергей внимательно посмотрел тому в глаза. –Чего ты выдумываешь? Тебе бело, а ты- черно… Натка тебе одно, а ты, как попка: «не мог вырваться, не мог вырваться»… Все мы понимаем, чего дуркуешь? Ешь, вон, закусывай, а то скопытишься…
Гришка, и впрямь, потяжелел. И ввинтилась в башку какая-то неопределенная обида. Не понять- на кого и за что… Но обидно было- до жути!
-И не привязывайся к Натке. Мы с тобой по гроб жизни ей обязаны! Ей да мамане нашей… Если б не они- хрен бы мы с тобой выучились.
-Ну, ты-то особенно выучился!- язвительно вставил Гришка.
-Сколько бабы могли потянуть- на столько и выучился!- отрезал тот. –ПТУ- это тоже два года. А они одни здесь «ломались». И батя парализованный, и нас снабжать надо, и самим что-то кусать… Молчи лучше! Спасибо бы лучше ей сказал! Дурак ты, Гришка…
Помолчали.
-По командировкам –то куда мотаешься? Не в наши края? А то б заехал…
-Нет. По миру все больше… Здесь, в России- редко…
Вошла Лида.
-Гришь, там машина какая-то иностранная подъехала. За тобой поди? А ты что, не останешься?
-Нет, Лид, ехать надо. –Григорий встал. Хмель после Сережкиной тирады вышибло разом, будто и не пил. Он взял бутылку, разлил по стаканам.
Из кухни вышла Наталия.
-Ну, давайте, что ли…- неуверенно произнес Григорий. –За матушку… Пусть земля ей будет пухом.
Все подняли стаканы.
-Гриша, я тебе потом документы с оказией вышлю- подпишешь… А я уж здесь, потом, в конторе…
-Подожди ты,- досадливо прервал он ее. Как-то брезгливо ему стало в этот момент о шмутках говорить, а она, вон- лишь бы чего- нибудь ухватить… -За матушку!
Выпили. Стали прощаться. Григорий уехал.
. . .
Он сидел на просторной светлой кухне перед ополовиненной бутылкой конька, и взгляд его, упертый в белое пластмассовое перекрестье окна казался пустым и бездумным.
Хлопнула входная дверь. Но до того, как появилась жена, в кухню ворвался запах ее еще утреннего парфюма. Тук-тук- туфли сняты. Тук- сумка брошена у зеркала.
-Гриш, ребята приезжали?
Он обернулся.
-Я спрашиваю: дети были? А ты чего такой потерянный?
Она подошла к нему. Увидела на столе бумаги. Взяла, прочитала внимательно.
-Натка всю свою долю Сережке отписала. Или его детям,- глухо сказал Григорий и выпил из стакана.
Она машинально отодвинула от него бутылку и дочитала бумаги до конца. Ласково потрепала его по голове.
-Ну, чего ты… Говорили ж об этом… Тебе хоть частичку надо было от родителей получить на память.
-Особенно… в рублях… -произнес он раздельно. –В рублях… особенно… Я эту свою долю в десять тысяч за два дня зарабатываю… А получить надо! Как же, на память… А Серый их за полгода зарабатывает… Значит, Натка за него еще полгода отрабатывает… Сначала за меня пять лет… Потом за него два года… Теперь еще полгода… А мне, Иуде- «на память»… Раз маму схоронили…
Она присела перед ним на корточки.
-Дурашка, я же тебе говорила: через них федеральную дорогу тянут! Я сама проверяла, через наше министерство бумаги проходили! Попридержать нашу долю, не продавать пока! Там через год-два земля миллионы долларов будет стоить!
Он изо всей силы ударил раскрытой ладонью по этому красивому любимому лицу. Жена отлетела к холодильнику, больно ударилась об угол. Засучила ногами, пытаясь подняться. Кровь из носа струйкой быстро бежала по подбородку и шее. Глаза- изумленные и полные ужаса и слез.
А у Григория будто что-то отпустило внутри. Он спокойно взял бутылку и выпил остатки из горлышка. И коньяк так же струйками тек у него по подбородку и кадыкастой шее.
-Я вспомнил,- вдруг сказал он совершенно трезво. –Когда у Заречного умерли родители- все братья ему свою долю отписали. Чтоб доучить. Он доучился. И почти всех в город перетащил. А кто не поехал- помогать стал. Да у нас вся деревня такая! Ни одной паскуды не было! Если только пришлый, со стороны…- Посмотрел на жену. –Чего развалилась?! Платье хоть одерни, заголилась вся! За пятьдесят уже, а все, как проститутка, наряжается! И все «деньги, деньги»!.. Когда ж нажретесь до отвала?..
. . .
Примирились они, конечно. Не сразу, но помирились. И кровь, и слезы утерли. И в деревню свою он через некоторое время съездил.
Выкупил у Сережки полностью домик матушки. Положил перед Наткой с Сережкой газетный сверток с деньгами.
-Это…- Слюна в горле стояла комком. –Вы… эт самое… сами поделите… Как хотите.
-Сколько здесь?- голос у сестры был, как всегда, спокоен.
-Двести тысяч.
-Куда столько? Ты же говорил: больше тридцати не дают.
-Это сейчас не дают!- занервничал Гришка. –А потом дорожать будет! Дорогу через вас пускают. А зачем вам «потом»? У меня сейчас есть!
-Все- равно много. На всю жизнь хватит…
-Во! А я что говорю?!
Наталия неуверенно посмотрела на младшенького.
А Гришка вдруг перестал горячиться.
-Братишка… Сестренка… Я вас очень прошу- возьмите!
Наталия перевела на него взгляд.
-А чего, Гриш, возьмем… Возьмем же, Сережка? Возьмем, братишка, не расстраивайся ты так, возьмем… Ты с ночевкой?
-Ага,- неожиданно для себя ответил Григорий. –Водилу бы где притулить…
-Я его к себе в дом сведу, а здесь посидим…
-Посидим, посидим…- Лида уже накрывала стол. И Сережка почему-то застенчиво улыбался.
…Григорий переписал домик на жену: пусть сама спекулирует. И начисто вычеркнул все это из памяти и сердца.
И лишь когда встречался в управлении с Сашкой Заречным, то старался делать вид, что не увидал того, не заметил. Что б не здороваться.
То ли неприятно было.
То ли стыдно отчего-то.
К О Н Е Ц
|
