А уборщицы против

Когда я в Монгохто служил, в военторге из спиртного только вина и коньяки продавались. То ли к культуре пития приучали, то ли начальник военторга с коньяка откат имел, только ни водки, ни пива никогда в гастрономе не было. Ничего командование с политотделом не добились, сами они втихушу спиртиком баловались. А офицеры, пока деньги были, коньяк глушили, потом на вино переходили, а потом и вовсе брагой и самогоном травились.
А как-то раз и коньяк исчез, и в военторге одна «Руланда» стояла. Румынское вино, кто не знает. В длинных красивых бутылках. Эти красивые бутылки в качестве оборотной тары, даже не рассматривались. Не принимали их пункты стеклотары. А закупили этой «Руланды», видать, не один вагон. Вот и повышали мы культуру пития как могли. На этот период ни коньяк, ни отечественная «бормотель» на прилавок не выставлялись.
А гарнизон жил своей жизнью. Баня, рыбалка, шашлыки, дни рождения и просто посиделки.
Вот идем мы в понедельник на построение. Я уже женат был. Квартиру получил. Но на построение мимо общаг, их тогда две было, иду. Смотрю, что такое? Вдоль тротуара в один ряд сотни бутылок из-под «Руланды» стоят. Прямо как частокол. И командир дивизии с начальником политотдела вдоль бутылок туда-сюда ходят. Удрученно, эдак, головами кивают. Вот, дескать, до чего допились!
После построения, вместо предварительной подготовки, почему-то в Дом Офицеров послали. Смотрим и второй полк там же. Зашли в большой зрительный зал. Начальник политотдела собрание офицеров гарнизона проводит.
- Это до чего же мы товарищи офицеры дошли!? Это как же мы людям в глаза смотреть будем!? Это же не дивизия, это сборище пьяниц! Вы посмотрите что делается! Уже женщины, уборщицы, это пьянство вынести не могут. Они же все бутылки, что за субботу и воскресенье выпиты были, перед штабом дивизии выставили. Это позор! Это неслыханно…..! Ну и так далее.
Долго он так нас поливал. И в хвост, и в гриву, и так, и сяк. И под конец к залу обратился:
- Ну, кто, кто мне скажет, когда это пьянство кончиться?
Вопрос он, конечно, задал риторический, что бы подчеркнуть весь позор, в котором мы очутились. Но тут кто-то в зале выкрикнул:
- Можно мне сказать?
- Да, - сказал начальник политотдела, надеясь, что массы его поддерживают.
Тут встал капитан Костренко:
- Товарищ полковник! А вы знаете, почему они эти бутылки выставили?
- Конечно, они их выставили, потому что уже не в состоянии выносить их. Потому…
- Да, вы правы. Чего им без толку таскать эти бутылки.
- Не понял.
- Я живу в общежитии, и слышал, как они поутру делили бутылки из-под «бормотели». Одна другой говорит: «Да, что тут делить, не пьют…., сволочи». Это про нас. А тут в гастрономе, кроме «Руланды», шаром покати. И бутылки из-под нее не принимают. А когда бутылки сдают, это им подспорье и, как вы видите, существенное. Нас в двух общагах живет около 300 человек. И если мы за три дня: пятница (вечер), суббота и воскресенье выпили аж 300 бутылок сухого импортного вина, а это по 200 грамм в день на человека - стакан, то нами, я думаю, гордиться можно. А если учесть, что они со вторника не убирали, то мы вообще почти трезвенники. Так что, не надо нас здесь...
- Тоже мне трезвенники выискались!
- Товарищ полковник. Позвольте напомнить высказывание одного высокопоставленного офицера, не будем пальцем указывать. «Если летчик не пьет, - сказал он, - то он либо больной, либо шпион, а такие нам не нужны». Или указать пальцем на автора?
- Так! Ты Костренко, садись! Никто не говорит, что у нас сухой закон. Но в меру надо, в меру. И не умничать тут. Так что повнимательней там.
На этом собрание офицеров закончилось. А двух теток, что организовали, это шоу уволили. Но через неделю взяли на работу назад. Так как они слезно просили, а кроме них никто в офицерских общагах убирать не хотел. Да и «Руланда» в военторге закончилась.