После легкого ужина Уна остался поговорить с Рахотепом о предстоящей церемонии посвящения. Хесур взял масляный фонарь из ниши у изображения Себека, молчаливо скалившего клыки на стремительно опускавшиеся сумерки, и вышел из храма на причал. Противоположный берег опустел. Только несколько голодных молодых рептилий лениво передвигались у кромки воды, подбирая остатки пиршества своих взрослых собратьев, ушедших обратно в воды священного озера в ожидании ночи. Чуть поодаль от входа возвышались статуи Владыки, строителя Лабиринта, чье имя давно истерлось из памяти людей. Хесур поднял фонарь повыше и вгляделся в отполированный гигантский торс сидящего справа колосса, взиравшего в наступающую тьму безжизненными каменными глазами. Аменемхет… Из-за жаркой погоды уровень воды в озере понизился и статуи фараона возвышались на своих постаментах над ровной зеркальной гладью. Хесур вдруг остро ощутил почти космическое одиночество на этом острове в окружении кровожадных существ, у входа в темное чрево древней пирамиды. Рахотеп сказал, что в ближайшие дни шлюзы на Ниле, выстроенные самим Аменемхетом во времена седой старины, будут открыты и тогда, с повышением уровня воды, каменные изваяния из желтого кварцита будут возвышаться в окружении темных вод, будто переходя реку времени…Рядом с ним послышался всплеск. Старик тревожно оглянулся и поднял фонарь повыше. Со стороны озера, практически у берега, заблестели десятки маленьких, голодных глаз. Он торопливо отступил от края причала и, повернувшись, вновь уперся взглядом в оскаленную пасть бога - крокодила. Сегодня ночью их ждет испытание, немыслимое для смертных…
Из темноты храма показался медленно бредущий Уна. Хесур поразился перемене, произошедшей в молодом князе. Его лицо выражало одновременно решительность и озабоченность, в неясном свете масляных ламп лоб прорезали морщины, выдававшие внутреннюю борьбу. Но взгляд горящих глаз выражал такой неподдельный детский восторг в предчувствии грядущих событий, что Хесур невольно подумал, что мемфисский владыка, в сущности, еще мальчишка. Насколько Рахотепу удалось объяснить ему то, что даже у умудренных опытом магов Исиды вызывало трепет…Кто-то тронул его за локоть и Хесур услышал тихий шепот служителя Себека:
- Следуйте в левый коридор, в святилище Нефрусебек… Ваш путь начнется оттуда.
Уна подошел к Хесуру и, грустно улыбнувшись, произнес задумчиво:
- Я предполагал, что встречусь с Осирисом гораздо позже. И не в городе, кишащем зубастыми воплощениями Себека. Моя гробница в Саккара так и останется недостроенной.
Хесур крепко обнял молодого князя и сказал, стараясь скрыть дрожь в голосе:
- Не буду лукавить, Уна-Амун. То, что должно произойти, выше разумения обычных людей. Сегодня вы не встретитесь с Осирисом, а станете им…
Уна хотел что-то спросить, но Хесур указал рукой на терпеливо ожидающего в стороне жреца-проводника:
- Время не ждет, князь. Я обещаю, что отвечу на все вопросы пот окончании церемонии. Если они еще останутся у вас…
Уна покорно склонил голову, и они двинулись за неторопливо семенящим жрецом по длинному коридору к усыпальнице дочери Аменемхета. В свете факелов виднелись стены коридора, украшенные надписями из «Книги мертвых» и «Книги Амдуат». У входа в гробницу, расположенной на платформе, окруженной водой, ожидал Рахотеп, одетый в длинные белые одеяния Гора. Стоящий рядом жрец протянул такое же Хесуру и помог тому быстро переоблачиться. Плита, закрывавшая вход в гробницу, была сдвинута и оттуда, словно дымка, струился запах ладана.
Уна ступил в гробницу и остановился, глядя на массивный ложится саркофаг, вокруг которого стояли, склонив головы, девять жрецов с плотно надвинутыми на головы капюшонами. Лиц не было видно, но высокий рост некоторых выдавал их явно нестигийское происхождение. Рахотеп трижды обошел саркофаг, обрызгивая его стенки молоком и шепотом читая заклинания на каком-то странном языке. Затем он подошел к одной из стен гробницы и повинуясь мановению его реки стена ушла в секретный паз, открывая вход в обширное помещение, из которого пахнуло могильным холодом. Хесур протянул князю чашу и знаком предложил выпить. Уна поразился горькому вкусу и, поморшивщись, вернул пустую чашу жрецу.
Рахотеп громким голосом произнес: «О вы, которые возвышаете превосходные души дома Осириса! Возвысьте душу Уна-Амуна с вами в доме Осириса, да видит он, как видите вы, да слышит он, как слышите вы, да стоит он, как стоите вы, да сидит он, как сидите вы. О дающие хлеб душам превосходным в доме Осириса, дайте хлеб хлеб Уна-Амуну вместе с вами! О отверзающие пути, открывающие дороги душам превосходным в доме Осириса, отверзьте пути, откройте дороги душе Осириса Уна-Амуна вместе с вами к дому Осириса, да войдет он и не будет задержан, да войдет он в мире из дома Осириса и не будет возбранно ему, не будет ему положено преграды. Да внидет он хвалимым и изыдет любимым, да не будет в нем найдено недостатка, когда он будет на весах, свободный от порока».
Уна взошел на небольшой приступ, ступил внутрь саркофага и лег на его дно. От холода его начинала бить дрожь. Хесур бережно опустил на пол саркофага, рядом с ногами князя, статуэтку ушебти, слугу мертвых. Когда Уна, слегка подняв голову, хотел посмотреть на того, кто будет символически сопровождать его в Страну мертвых, то увидел, что на него, высунув язык, с усмешкой смотрит карлик Бес. Уна устало опустил голову. Сознание постепенно покидало его и, наконец, он погрузился в странное состояние, будто находился везде, и нигде. Ощущение бесконечности было настолько всеобъемлющим, что ему захотелось кричать от счастья. Он чувствовал себя равным бессмертным богам и жаждал встречи с ними. И в этот момент он услышал, или скорее, в него проник, ГОЛОС, трижды вопросивший:
- Эй, зачем ты пришел сюда, сын мой?
И словно древняя память, упокоенная до сих пор где-то внутри его естества, дремлющая с тех времен, когда Великий джед Пта основал Мемфисе династию его предков, внезапно проснулась в нем и слова полились с губ сами собой, раз за разом давая ответ:
- Я пришел к небесной девятке, чтобы дать им отведать жертвенного хлеба. Я пришел к земной девятке, чтобы дать им отведать жертвенного хлеба. Я пришел к тому, кто творит слова и писания, тому, кто творит книги. Дарует ли он мне знание?
Едва затихло эхо его последних слов, раздалось хлопанье крыльев и Уна услышал другой ГОЛОС, мягкий и вкрадчивый:
Я – Тот, царь веков. Я сражаюсь за тебя. Я – спутник Осириса, избивающий и сковывающий врагов ради него. Я – спутник Гора, шествующий ради его имени. Я – Тот, делающий Осириса правогласным против врагов его. Я омываю того, чье сердце не бьется; я открываю, я созерцаю таинства. Сомкни же веки, смертный, и внимай словам носителя Анкха, указующего путь к истине…
Уна стоял на берегу озера Амдуат, у которого гигантские чудовища пожирали приносимых в жертву стигийцев. От стонов, плача и мольбы о пощаде хотелось закрыть уши и бежать, бежать, не оглядываясь…Но он, как завороженный смотрел на Великую Праматерь, держащей на руках ребенка и заботливо кормящей его грудью среди рек крови и разлагающихся мертвых тел. В воздухе, пропитанном удушливыми испарениями, стоял мерзкий змеиный запах. И когда Праматерь подняла голову, Уна с ужасом понял, что смотрит в безжизненные глаза рептилии. Она тоже заметила его и из ее разверстой пасти с источающими яд клыками, раздался страшный полукрик-полушипение. В желтых зрачках отразился тот, кто посмел явиться сюда и останется здесь навсегда. Карлик, бессовестно показывающий свой длинный язык…
