Она скромна, неприхотлива,
Растет у речек, у болот.
Ольхой зовет её народ
И редко кто зовет красивой.
Но тайна древняя сокрыта
Под тонкой серою корой:
Ольха была совсем иной,
Но та пора уже позабыта.
Ольха тогда была прекрасна:
Ствол белоснежен – просто диво,
Светло-зеленая листва с отливом,
Как изумруд под солнцем ясным.
В то время создавал живое Бог,
А дьявол, на творенья те взирая,
Сердился, завистью терзаем,
На то, что жизнь дарить не мог.
И средь вонючего болота,
Где слякоти полно и гнили,
Где кто-то дышит в черном иле,
Душила дьявола забота.
Чесал он лапой грязный бок
До крови на шершавой коже:
Ну, почему же Он всё может?
Ну, почему же я не Бог?
И он решил назло всему:
Создам себе я злое чудо,
Я с ним еще сильнее буду,
И жизнь я сам вдохну ему.
Из серой глины сделал тело,
Есть когти, острые клыки,
Укусы будут глубоки…
Но жизнь в то тело не хотела.
Нечистый бьется день-деньской,
Вспотел, стал от натуги красным,
Но все старания напрасны
И он завыл, томим тоской.
А Бог, услышав этот вой,
Помочь решает бедолаге,
Который воет на коряге,
И глины кус - уже живой.
Не сразу взял нечистый в толк,
Что, вдруг, мечта его свершилась,
Что глина плотью обратилась…
Тут злую пасть разинул волк.
И дьявол крепко испугался,
Мчит по болоту без оглядки,
Сверкают лишь копыта в пятках,
А волк рычал и следом гнался.
Бежит стремглав творец греха,
А грех уж рядом, догоняет,
Когтями острыми цапает,
И было б худо, если б не ольха.
К ольхе нечистый со всех ног.
Ползет всё выше, выше, выше.
А волк уж рядом. Хрипло дышит.
Прыжок. Рвет хищник мяса клок.
Нечистый кровью истекает,
Та кровь питает древа тело,
Кора у древа посерела
И лист на солнце не сверкает.
С тех пор, кору, коль, срезать у ольхи,
Срез белый, скоро покрывается налетом,
Налет тот цвета крови с потом.
Так плачет дерево не за свои грехи. |
