На небольшой лесной опушке близ речушки
Среди корней большой столетней ели
Лиса устроила себе нору-избушку
Чтоб ей ветра и ветви песни пели.
Хитра, расчетлива, проказлива плутовка.
Красива, бестия, ума палата.
На хитрости её все попадались ловко.
Сам чёрт ей в этом мог сойти за брата.
Рассказывают люди интересный случай.
Однажды, зимним вечерочком звёздным.
Когда речушку льдом одел мороз трескучий
Приметила лиса возок в дороге.
Лошадку, в сани запряжённую умело,
Вёл старичок, сам рядом шёл устало.
Прозяб немного, ведь зима же (знамо дело),
Да и лошадке вдвое легче стало.
А в санках, кое как укрытая попоной,
На брошенной на дно саней рогожке,
И свежей, утром только настланной соломе,
Чешуйкой серебрилася рыбёшка.
Старик провёл весь день у полыньи холодной.
Сеть проверял и вновь топил, чтоб снова,
Вот как сегодня, пусть усталый и голодный,
Но, так - же возвращался в дом с уловом.
Ступая тяжело, дремал немного старый.
Но в сани не садясь (берёг лошадку),
Так рядом и шагал, путь меряя ногами.
Лишь иногда ругнувшись, для порядка.
Смекнула рыжая, здесь есть чем поживиться.
Отведать можно свежей рыбки вдоволь.
И, забежав вперёд, на снег легла лисица.
На санный путь, ну, может, чуть поодаль.
Легла и притворилась мёртвою, хитрюга.
Раскинув лапы в стороны и хвост.
И даже след хвостом своим смела, подруга.
Ну, вправду труп - кто сразу разберёт?
Вот дед, шагая потихоньку в полудрёме,
К лисице подошёл, скрипя снежком.
Не видя ничего вокруг, дороги кроме,
Уже почти совсем её прошёл.
Но вдруг, увидел толи, толи что почуял.
Промолвил громко – «Мать честна! Лиса!»
Остановил лошадку и, чуток подумав,
Подняв за хвост, прищурился слегка.
И произнёс в усы, так оценив находку
(К речам пространным видно не привык) -
«Послал Христос старухе к рождеству обновку.
Что ж знатный выйдет к шубе воротник».
Он положил её в возок, накрыл попоной,
Чуть дёрнув вожжи, дале зашагал.
Эх, знать заранее бы старому, что скоро
Поймёт, однако, то, что маху дал…
Ну а пока, взбодрясь находкою немного,
Он дальше шёл теперь повеселее.
И не такой уж стала трудною дорога…
И, вроде, даже чуточку теплее.
Хитрунья же, в санях освоившись немного,
Соломку разгребла, нашла меж прутьев щель.
И рыбку сквозь неё спустила на дорогу.
А следом и сама – ищи её теперь.
Старик, покражи хитрой даже не заметив,
Шагал себе тихонько с возом рядом.
Так, с думками о том, о сём, к дому подъехал,
Во двор свернув, зашёл в избушку сразу.
Его, старуха, сидя у окна встречала.
Уже и ужин дышит паром на столе.
Переступив порог, крест положил сначала,
Сняв шапку. Волосы поправил на челе.
Не раздеваясь, сел на краешек скамейки,
Чтоб не топтать сырыми валенками пол.
Старухе хитро подмигнул – «Ну что, семейство?
С обновою тебя. Ставь магарыч на стол.
Пошли на двор. Пока Рыжуху распрягаю,
Ты разберёшься с рыбой, да кой с чем ещё.
Не грех и выпить мне сегодня (и не чаю).
Я нынче, старая, лису в лесу нашёл».
И с этими словами снова вышел в сени.
Старуха следом, лишь накинула тулуп.
К саням. Попону скинул. Долго рылся в сене.
И лишь сейчас он понял, что лисой «надут»…
Над лесом средь вершин уже луна висела.
Лила на снег холодный жёлтый свет.
Мороз крепчал. Ехать назад, искать – не дело.
И рыбы, и лисы давно «растаял след»…
Старик ругался долго, крепко и умело.
Корил себя, погоду и лошадку.
Старухе тоже перепало, между делом.
Припомнил Бога, чёрта для порядку.
Но, сколько ни бранись, тем не поправишь дела.
Стал распрягать, пора лошадке в стойло.
Всё делал быстро, сноровисто и умело.
Старуха же несла Рыжухе пойло.
Что ж лисонька? А та, лишь выбралась на волю,
Всю рыбку, что осталась на дороге,
Снесла к норе своей, полакомилась вволю.
И про запас ещё осталось много.
На рыбный запах, что разнёсся по округе,
Прибрёл голодный волк, надежды полный.
Что, может, рыбкой угостит его подруга.
Пусть хоть не досыта. Хоть рыбку только.
Но возле норки, только запах, да чешуйки.
Лиса, облизываясь, волка вопрошает –
«Что, серый, в гости заглянуть решил к подруге?»
Проказница. Ведь всё про волка знает.
Что голоден, что не «везёт» ему с добычей -
(Уж дней с десяток так по лесу рыщет).
Но что поделать – коли рождена лисицей,
То ею будь. И что ты тут попишешь?
«Ах, лисонька, я чую, балуешься рыбкой?
Быть может, мне достанется хоть хвостик? –
Напротив сел, глядит с молящею улыбкой –
Нет сил, как хочется. Попотчуй гостя»
«Да что ты, друг мой серый, рыба, где ж ей взяться?
Та, что была, так я уже всю съела.
И что ж то за еда? Словил бы лучше зайца.
А рыба? Так поймай. Ведь плёво дело».
« Так не умею я, и не ловил ни разу.
Да и воды боюсь – студёна очень.
Пока хоть штуку выловишь – промерзнешь сразу».
«Ну что ты, серый, только хвост намочишь.
Я ввечеру на речке в прорубь заглянула,
А там её… лови – не переловишь.
Да только не люблю. Вот заяц – это сила.
А рыба так – не мясо и не овощ…».
«Ты подскажи хотя, небось хитра наука?
В толк не возьму я как за дело браться.
Мне б хоть пескарика поймать – уж, где там, щуку …
И то бы рад был. Посодействуй братцу».
«Ступай ка к речке ты и отыщи там прорубь.
Хвост опусти, да обожди немного.
Как раз сегодня тебе в помощь будет холод.
На тёплый хвост её налипнет много.
Да не спеши его вытаскивать – помешкай.
Под льдом темно чай, сразу не заметят.
Ну, если хочешь больше наловить, конечно.
Беги, пока луна на небе светит».
Волк голоден был - с голодухи все мы глупы.
Не заподозрил лисьего подвоха.
За правду принял эту «хитрую науку».
Хоть знал всегда, что рыжая – пройдоха.
Сидит у проруби – часа уж три (не меньше).
Хвост свесил, приговаривает тихо –
«Ловись рыбёшка и побольше, и поменьше.
За десять дней та-а-ак натерпелся лиха.
Впрок наловлю теперь, не упущу момента.
Наемся рыбы даром до отвала.
Ловись, ловись большая рыбка и поменьше.
Спасибо кумушке, что подсказала».
Ещё чуть выждав, потянуть хвост попытался.
«Ого – подумал – знатный знать улов».
Но сколь, ни бился бы и сколь бы, ни старался,
Не смог подняться, накрепко примёрз.
Завыл бедняга-волк, своё почуяв горе.
Уже рассвет вот-вот раскрасит лес.
Залаяли все псы в селе, за зверем вторя.
И вой, и лай собачий взвился до небес.
А небо звёздное светлеет понемногу.
С востока катится румяная заря.
И бабы с вёдрами выходят на дорогу…
Волк бьётся в проруби, но все старанья зря.
Уже скребёт он лёд кругом хвоста когтями.
Зубами грызть пытался – всё не впрок.
К утру лёд крепок. Сердце волчье сжалось в камень.
От ужаса густеет в жилах кровь.
Собравшись с духом, всем остатком волчьей воли,
Рванулся ввысь, что было в лапах сил.
Взлетел, клыками дёсны в кровь порвав от боли,
Но из капкана хвост освободил.
Стремглав поднялся на крутой, высокий берег,
Хотя по скалам лазить не обучен.
«Ну, ведьма рыжая, - теперь он был уверен,
Виновна в сём лиса - спасайся лучше.
Из под земли достану, если будет нужно,
Но не уйдёшь от кары за мученья.
А ведь как жили славно, мирно, даже дружно.
И на тебе… Такое приключенье…».
Тем временем, лиса, покинув свою норку,
Где ночью безмятежно почивала,
Потягиваясь ленно, выползла на горку
И приводить себя в порядок стала.
Расчёсывает языком шершавым шкурку.
От солнца щурясь, крутится по снегу.
Когда то видели, как утром кошка-мурка
Вылизывает шёрстку в томной неге?
Вот так и «кумушка», что ей… довольна и сыта.
Запасов краденых надолго хватит.
Но жизнь зверья в лесу – сплошная суета.
Проказницу куриный запах манит.
И сытость хищника инстинктам не указка.
Хоть брюхо полно, под завязку закрома.
Но чует нос и…, словно на глазах повязка.
Да что тут скажешь – на дворе зима.
И, неизвестно, что случиться завтра может.
Метель завьюжит, засыпая снегом лес.
Или мороз-старик раденье преумножит,
Или… Да мало ль, что придумать может бес.
А на селе над крышами дымы столбами.
То тут, то там в хлеву мычание коров.
Сквозь кроны сосен солнце льёт на землю пламя,
Алмазов брызги источая от снегов.
Над полыньёй речной пар вьётся лёгкой дымкой.
Спешит луна за сопку спрятаться в туман.
И блекнут звёзды в небесах как невидимки.
Стряхнул с деревьев ветерочек сна дурман.
К селу лиса крадётся тихо вдоль опушки.
Взметнувшись молнией, укрылась за плетнём.
Зарылась в снег и к голове прижала ушки
Впервые на селе проказничает днём.
Хотя умна, хитра, но тоже страх имеет…
Вдруг псы, проснувшись, заведут переполох?
А цель уж рядом – за стеной барашки блеют,
И режет уши перекличка петухов.
Найдя средь прутьев подходящую лазейку,
В неё скакнула и застыла, затаясь.
В избе дверь скрипнула – там баба на скамейку
Поставила в сенях открытых медный таз.
Проказницы не видя, вновь шагнула в избу.
Про всё забыла рыжая плутовка –
Всё пересилило простое любопытство –
Одним прыжком скакнула в сени ловко.
На «цыпки» встав, внутри по тазу носом водит.
Но, что – то видно не подрассчитала…
Тот рухнул, с головой её накрыв в проходе.
В тазу баба квашонку осажала.
Бывает видно и на хитрецов уловка.
Вся тестом перепачкавшись до пяток
(Куда девались осторожность и сноровка?),
Уносит ноги, важность вглубь запрятав.
Так, пробежав версту, или немногим боле,
Остановилась, села, огляделась.
И, убедившись, что за нею нет погони,
Привычно занялась любимым делом.
От теста огненную шубку очищает.
Вылизывая, по снегу катаясь.
Сама же глазками по сторонам стреляет –
Чтоб, не дай Бог, опасность не подкралась.
И хорошо, что бдительности не теряла.
От леса по тропе голодный, злой,
Превозмогая боль, обиду и усталость,
Хромает волк, в погоне за лисой.
Он от реки, лишь оторвался от погони,
На льду и честь, и часть хвоста оставив,
Решил тот час же месть свою исполнить -
Ошибку провидения исправить.
Но, видимо, у рыжей с чёртом договор.
Он бережёт плутовку от напасти.
Застал бы дома серый – кончен разговор…
Здесь бы пришлось закончить нашу сказку.
По-видимому, в том и счастье, и удача,
Что б ни случилось, в ситуации любой,
Смеясь от радости, или от горя плача,
Всегда дружить ты должен, братец, с головой.
Что ж «кумушка»? Завидев волка на тропинке,
Больною, немощною притворилась враз.
По носу катятся на чистый снег слезинки
Из её хитрых, лишь чуть-чуть открытых глаз.
На голове ещё видны остатки теста.
И по бокам, и на спине его следы…
Едва перевела дыхание от стресса,
Как вновь судьба готовит казус впереди.
И серый тоже увидал свою подружку.
Но вид её тревожит даже волка.
На ветхую, изрядно стёртую дерюжку
Похожа. В грЯзи от ушей до бока.
Подходит ближе серый, не отводит взгляда.
(Теперь уж не поддамся на уловку).
«Ну, здравствуй, кумушка. Вот, наконец, награда.
С зари брожу, ищу тебя, плутовка.
Хотелось мне твои услышать объясненья.
За что меня, как мальчика «надула»?
Хоть повинись, приму, быть может, извиненья.
Ты что, не слышишь? Может быть, заснула?
Меня у проруби той не убили – чудом.
Насилу вырвался, ещё б мгновенье
И…, и не увидел бы тебя, моя подруга,
Ни этим днём, ни через воскресенье».
«Ах, это, серый, ты? Я в чём-то виновата?
- Промолвила лиса, чуть приоткрыв глаза –
По голосу лишь узнаю сегодня брата.
Как кстати появился ты, хочу сказать.
Уж битый час, как здесь валяюсь на тропинке.
О помощи молю у неба тщетно.
Теряю голос, лью горючие слезинки.
А силы покидают незаметно.
Тебя мне в помощь провидение послало.
Спаси, молю, не дай сестре погибнуть.
Мне б хоть до норки доползти, такая малость.
Побили так, что мозг течёт на спину.
Ещё полчасика и я замёрзну насмерть.
Впервые так близка моя погибель.
Нет боле мочи ждать, глаза устали плакать,
Немеют лапы. Отвези в обитель».
У волка отнялся язык от удивленья.
Такого поворота не предвидел.
Забыв про голод, злость, обиду, оскорбленье.
На брюхо лёг, лисе подставив спину.
Со стонами, в душе же песни напевая,
Взобравшись на спину к нему верхом,
Своей находчивости хитро улыбаясь,
Вернулась лисонька в родимый дом.
Так и не понял волк, что был опять обманут.
И до сих пор ему, наверно, невдомёк.
Что ж, глупость - не порок, а доброта подавно.
Напротив – хитреца всегда накажет Бог.
|