(мифологема)
Повелось, что по осени в наших краях
попадаешь в заложники долгой ангины,
с мелкошвейным дождём на законных паях
разделяя вещественность мокнущей глины.
Оттого меня гложет босяцкий вопрос:
«Для чего существую в слезливом растворе?..»
Это просто в мозгах шебутных перекос,
только грязи у нас завсегда в переборе.
Хоть с рожденья люблю подконтрольный распад-
в междометьях деревьев гниющее время.
А за ним поезда в послезавтра спешат,
обгоняя минут неподъёмное бремя.
Промелькнут отраженьем в свинцовом окне
пассажиры вагона томимые всуе.
Станционный фонарь на казённой стене,
так же будет болтаться в Жиздре или Буе.
Век свободу не видеть увязнув в дерме
у дорожного знака. Не ветром единым
охраняется путь в заштрихованной тьме
в лесопильную вязку с трудом коллективным.
В забатоженной чаще потравой игра –
сытый окрик гуляет с блудливой двустволкой.
Гнутся спины осин. Расписная мура
оголтелой кириллицы сыпет махоркой.
Обойти пустобрань пограничной тропой,
наследя ненароком в глуши карантинной,
можно постному выжиге с мордой кривой,
покрестившись на облак пудовой дубиной.
Неспроста возбухала тяжёлая взвесь.
Сизобурой страшилкой ползла на дорогу.
За промокшим туманом пугливая месть
зарывает в суглинок пустую тревогу.
Не пристало глумиться, затылок чеша,
над затурканной нечистью. Воздух корёжа,
отделяет от боли кривая межа –
предпоследний рубеж – всех убогих надёжа.
Коль удастся живому дойти до реки,
возле выпаса есть, говорят, мелководье.
Почешу о берёзу свои кулаки,
дурачка отправляя в чужое угодье.
Потрафляя тропинку бежать за собой,
утопив в тишине обязательный голос.
Наблюдать, как бодались победа с бедой,
как с еловой башки падал замертво волос. |
