Волки, как же много нынче их рыщет. Обезумевших и подлых. Снег и ветер, белый свет притих, по́рознь все, и только волки в кодлах.
Каждый — д’Артаньян в своём дому, совокупность лиц — свиная морда. Все мы — не утопшие Му-Му? Дети криминального аборта… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Мальчики. Девчонки на нолях. К счастью ли подобные загоны? Дремлют в Барнауле «Тополя», притаились в тине «Посейдоны».
Стонет буря, как голодный зверь, насланная древним Сатаною. Волки — как же много их теперь вожделеет будущей войною. (Евгений Староверов. Волки. 2011 год)
блум банкует наобум
«...возвращаться — худшее, что ты можешь придумать» Джеймс Джойс. Улисс Гудела жизнь в «совке», как улей ос гигантских, а в хрониках газет, посверкивая глянцем, «страна больших надежд» бахвалилась румянцем. … … … …Скопляли капитал и всякие богатства наркомы из КП большого государства, а обыватель "блум" без тени на злорадство хотел иной судьбы, — такой, как за границей, ему осточертел блатной нахрап столицы. Её «бомонд» всегда считал его тупицей. …а все секретари мечтали жить князьями, им было жаль купюр, что сохранялись в яме на дачах — в погребах с "Alzero" и салями… В ушах их нарастал волшебный гул металла, и пела хит в Кремле про арлекина Алла, про передел страны она тогда не знала, — народ её любил... Хвалили и парторги и даже те из них, что не гнушались оргий, – охапки алых роз несли смешной актёрке. Им так хотелось яхт, дворцов и вилл на море, но при «совке» сих благ не видеть априори! Нужо́н иной подход... хотя бы — в форс-мажоре. Но как обстряпать финт продуманно и скрытно, чтоб не понёс ущерб уклон на самобытность? Как хорошо — есть блум с его мечтой: жить сытно! … … … …Vivat, капитализЬм! — делёжка сфер влияний! И все, кто был в ЦК, вдруг стали «королями»… Ну что, товарисч блум, довольны упырями? Привыкши люди жить от корки до криницы, а у алчбы в веках размыты все границы, – истеблишмент решил их кровушкой упиться… Валькирий лютых сонм на службе у валгаллы, секущих плоть актрис, чьи имена в анналах. И сотни «алых» розг впивались в тело Аллы... ...не поддержали честь Булата Окуджавы ни память о войне… и не былая слава... А как же НЕ́КТО блум? Он четверть века ха́вал голимый бред элит: мол, дьявол вертит нами, – «но обладатель яхт прикроет всех грудями!» ...чтобы отправить в «рай» с родными и друзьями.
Послесловие:
* обыватель "блум" (англ. Bloom) — отсылка читателя к образу героя романа Джеймса Джойса «Улисс» — Леопольду Блуму; первый полный перевод главного произведения великого ирландского писателя был опубликован на русском буквально перед самым развалом СССР. В романе герой представлен в течение одного дня. Действия Блума лишены какой-либо героики, существование которой Джойс вообще отрицал. Вместо захватывающих приключений перед читателем проходит череда мелких, будничных дел, вплоть до различных физиологических отправлений. Процесс опорожнения кишечника Б. не менее интересен для Джойса, чем его размышления о музыке Вагнера. Автор добивается «разложения» действий героя на элементарные частицы. И тогда все действия Б. получают космические, физические и психические эквиваленты. Таким образом мир Джойса обретает специфическую не-дифференцированность, предполагающую, что в малой частице бытия одновременно содержится целое. Таким образом Б. становится неким обобщенным де-персонализированным человеком, не имеющим сугубо индивидуального лица, и не случайно в конце романа герой получает новое имя: «Всякий или Никто». Оргия праведников — Прыгай в огонь! https://vkvideo.ru/playlist/-12545_-2/video-12545_456239476
Евгений Рейн. Запоздалый ответ Замерзший кисельный берег. Финский залив. Кронштадт.
Здесь мы с тобой гуляли, покуривая "Кэмел",
месяц за месяцем, год или два подряд,
здесь под закатом, что багровое пламя пенил.
Жизнь разбегалась. Атлантика шла "на Вы".
Дядя Сэм и Кремль грозили атомной бомбой.
Лавр остролистый, не стоивший головы,
всё еще медлил внутри пустоты утробной.
Вот в Роттердаме, в гостинице "Гранд-Централь",
я тебя встретил, и мы заказали "Бушмилл",
но размыкается времени вертикаль
и упирается в воздух — просторный, горячий, душный.
Ангелы вдалеке
галдят, точно высыпавшие из кухни официанты.
"Жизнь — это кросс, без пальто, налегке,
только над финишем глухо басят куранты.
Жизнь — это рифма, это цезура, друг,
ямб шестистопный — александрийский прочерк,
брошенный с яхты спасательный легкий круг,
голая муза под одеялом строчек.
Пальцы в табачной ржавчине, кариатиды дней,
ось Полярной звезды, стоптанные ботинки,
чаша, змеей обвитая, тем она нам видней,
что продаётся, как молоко на рынке.
Слушай, смотри и падай под похоронный марш,
что нам Шопен, даже Вергилий в передней,
эту помаду по жадным губам размажь,
всё это прах по сравнению с небом бредней". (2014 год)