Я незаметно в сновиденье погружаюсь—
режим постельный и покой...
(С врачом не спорьте!)
Но сны такие снятся, что боюсь—скончаюсь:
глухая полночь. Я один в холодном морге.
И в темноте мадам Печаль с мамашей Скорбью
и дочерьми: Тоской, Обидою и Скукой,
ко мне по по́лу, перепачканному кровью
ползут и стонут:
— Смерть не связана с наукой!
И со слезами на глазах папаша Траур
двух сыновей ко мне подводит—Страх и Ужас,
и Боль—сестрица их, как детский психиатр
мне шепчет на́ ухо:
— Входите же, прошу Вас!
И Горечь—падчерица, с матушкой Тревогой
ко мне идут с Кошмаром—их молочным братцем,
и говорят:
— Клиент созрел для жизни мёртвой!—
и мне по лбу́, кровоточащим водят пальцем.
И в одеяньи рваном госпожа Брезгливость
меня заботливо, как нянечка, встречает:
— Ну, расскажи́те, что на этот раз приснилось.
Я просыпаюсь...
(Медсестра мне клизму ставит). |