Не раз рассекал мой прокуренный бас
Молчанье, подобное смерти,
И с цокотом трость пробивала не раз
Тропинок исхоженных тверди.
На этих проспектах, скажу не тая,
Гуляли мы дам до зари.
Здесь пьяная юность осталась моя,
Соврать не дадут фонари.
Но средь кутежей, что так сильно манят
Романами и табаком,
Я встретил девичий кокетливый взгляд
И сразу забыл обо всём.
Вдруг дымка сошла, окаймив силуэт.
И понял я, что вдалеке
Стояла танцовщица, крепко держась
За бар, на одной ноге.
Но черт меня дернул сказать ей "Мадам"
И за руку крепко схватить.
"Я вас теперь никому не отдам!
За это прошу извинить!"
А дальше, как сон: шуба, сквер, каблуки,
Окурка сигарного свет.
Ямщик, бакалея, фонтан, бутики,
И красных тюльпанов букет.
Под утро она мне сказала "Прощай!
Мне надо лететь в Париж!
Я скоро вернусь, ты по мне не скучай!
С тобой было чудно, малыш!"
Прошло много лет с той поры, но она
Вернуться, увы, не спешила.
И я каждый день засыпал у окна,
Ведь верил, она не забыла.
И так день за днём проходили года,
Вокзальная площадь как прежде пуста.
Лишь врезались в память мою навсегда
Той ночи волшебной родные места.
Всё та же скамейка, всё тот же бульвар.
Всё также уныл и тих
Всё те же осины, всё тот же январь,
Всё тот же стоящий бутик.
И в том бутике, в запылённом окне
Средь сумок, платков и штиблет
Виднелся до боли знакомый мне
Танцовщицы той силуэт. |
Трость танцовщицы?