Давно это было, не вспомню наверно,
Летал шмель в лесу и попал в муравейник.
Стоял муравейник в лесу, средь болот,
И жил в нем обычный, незлобный народ.
В нем поздно ложились и рано вставали,
Трудились все дружно, стихи сочиняли,
И было прекрасно и ми́ло у всех,
Царило спокойствие, дружба и смех.
Начальник была там – лисичка лесная,
Кто должность ей дал, достоверно не знаю.
Взяла полномочий широких вокруг,
И строго решала, кто – друг, кто – не друг.
Начальству понравилась хватка такая,
И форма ей шла, аккурат – полицая.
Служила хозяевам верно, подчас,
Команду любила единую: – Фас.
Кто ж критиковать всех «заслуженных» станет,
То волей своей она тут же «забанит».
То в «карцер» загонит, то слова лишит,
Такой был свирепый её аппетит.
И этой возможностью сильно гордилась,
Всяк «Я» выставляла и этим кичилась.
За эту способность и преданность вдруг,
Поставили стул ей в «Парнасовский круг».
Там – гении все, от мала́, до велика́,
Чуть слово промолвил, доходит до крика.
А если крамольное что-то успел,
То – суд, как при Сталине: стенка, расстрел!
А шмель залетел, поломав свои крылья,
Сам удивился царящей идиллии:
Ма́ты летают в различных дуэлях,
Часто находят и юные цели.
Но вся «Команда» молчит и не вникает,
Видно, давно все привыкли и всё знают.
Конкурсы, конкурсы здесь, на манеже,
Много стихов, только с «кубками» те же.
Грибная пора была, сильно похоже,
В лесу потерялся ребёнок Серёжа.
А Старый Шахтёр за грибами ходил,
И в тот муравейник с размаху вступил.
Серёжа, блуждая, устал и извёлся,
Но очень был рад, что так быстро нашёлся.
В других муравейниках множество лет,
Считали его все – успешный поэт.
А в этот попал он и мучился тоже,
Беспочвенно «банили» скопом Серёжу.
Хотя он талантлив, как ни посмотри,
Частенько для Конкурсом брали в жюри.
А здесь всё размеренно, ровно и чинно,
Довольно похабно, в ходу́ – матерщинно,
Я это к тому, что и старый, и млад,
Читают на этой Площадке всё, в ряд.
Хотя и в России закон вышел строгий,
Что матом ругается только убогий.
Но критика вся не доходит «Небес».
Они ведь – воспитанницы МЧС.
Поправил Шахтёр муравейника кучу,
Зачем я вступил в этот мерзкий гадючник.
Мне в шахте хватило лопатой махать,
Чтоб этой «элите» дерьмо разгребать.
Взял ручку свою, взял блокнот и тетрадку,
И молча ушёл на другую Площадку…
Не стал «Поэмбук» эталоном, Мессией,
Поэтов есть много в Великой России!
И пишут они и светло́ все, и ясно́
О чувствах высоких, о самом прекрасном.
Мораль в этой басне быть может одна:
Поэзия с матом – для нас не нужна.
И пусть для поэтов всех станет наукой,
Вся грязь муравейника та – в «Поэмбуке».
|