Anna Raven (Богодухова Анна)
«Игла»
Сказка по мотивам моего одноимённого рассказа
(в шести действиях)
Декабрь 2024 – февраль 2025
Действующие лица:
Швея – проводник мистических сил, владеет колдовской иглой, что способна зашивать по желанию людей раны, память и прочее.
Гости и гостьи (среди которых Поэт и Воин) – приходящие за помощью
Действие первое.
Сцена 1.1
Тихий лесной дом. Точно угадать его обстановку невозможно – повсюду какие-то вещи, ткани и глиняная посуда, тут же травы, флаконы…всё заставлено и всего навалено, при этом для гостей имеется скамья. Напротив скамьи стоит кресло – оно выглядит вычурным и неуместным среди загромождения.
На скамье ёжится Гостья1. У неё мягкие черты лица и тихий, испуганный, подрагивающий голос. Вся суть Гостьи1 – какая-то робость и невзрачность, она худа и тонка. Напротив неё в кресле – Швея. Швея – женщина без точного возраста, она одета в простое, наглухо закрытое тёмное платье, и на свету кажется совсем ещё молодой, но в полумраке выглядит значительно старше. Да и в глазах её милосердие, усталость и беспощадность.\
Гостья1 робеет.
Гостья1.
Зашей мне сны,
В них я тону.
Под плен воды –
Иду ко дну.
Кошмары идут и не скрыться,
И на ночь «Покой» я читала,
И, конечно, пыталась молиться,
Из шерсти узлы на сон вязала…
Гостья1 мнётся, руки её скользят по одежде, вроде бы разглаживая складки, так она пытается скрыть нервы. Швея ничего не говорит, не реагирует и по ней нельзя понять сочувствует она или нет.
Ивовый настой обжёг мне губы,
И горло душит от вина.
Явь или сон? Всё смешалось глупо,
А причина одна – вода!
Гостья1 смотрит на Швею, ища поддержки, но та не реагирует.
Зашей мне сны,
Я спать не могу,
Под пленом воды
Иду ко дну.
А днём ждут дела,
Я едва жива,
Руки дрожат, я себя не знаю,
Зашей мне кошмары, умоляю!
Голос у Гостьи1 дрожит, она готова расплакаться, но Швея по-прежнему не реагирует.
Лучше мне утонуть,
Как есть! наяву!
Чем будто уснуть,
И проснуться – тону!
Зашей мне сны,
Без них хочу, всё забуду,
Под плен воды,
Но выспаться бы…хоть чудом!
Гостья1 не выдерживает, падает со скамьи на колени перед креслом, плачет. Она измучена бессонницей и кошмарами. Швея вздрагивает и, легко поднявшись с кресла, поднимает Гостью1, возвращая её на скамью.
Сцена 1.2
Швея возвращается в кресло. Она раздумывает несколько секунд, затем не выдерживает и поднимается из кресла, встаёт за него, точно кресло служит ей опорой и защитой и может отделить её от Гостьи1.
Швея.
Сны не уйдут – самой жизнью они
Посланы на урок и предвестье.
Сны не уйдут – ты их не гони,
В них утешение и бесчестье.
Гостья1 хмурится. Она не ждала таких слов, не ждала отговорок.
Но людям не скажешь того,
А если решишься всё же –
Не поймут они ничего,
Давно пресытившись ложью.
Швея не смотрит на Гостью1, она смотрит в сторону причудливого шкафа, за которым поблескивает чернотой и серебром шкатулка.
Волю исполняя той силы,
Что ваших снов за собой не ведёт,
Возвышается гибелью мира,
Но его же однажды спасёт,
Сны – тени не к силе моей,
Они лишь вестники-птицы.
Приходят под тенью коварных ночей,
Урок и намёки – вот что вам снится.
Гостья1 порывается встать, но Швея останавливает её взмахом руки. Та покорно остаётся сидеть. Сама Швея идёт к шкафу и достаёт ту самую шкатулку. Держа её осторожно, словно та хрупка и легко может разбиться, возвращается и бережно ставит её на стол.
Сны просто так по добру не уйдут,
В них горечь, надежда, обрыв и полёт.
Но воля ваша – она же вам суд,
Если хочешь, игла все ночи сомнёт.
Гостья1 смотрит на шкатулку с испугом и надеждой.
Сцена 1.3
Гостья1 всё-таки вскакивает с места, не в силах больше сидеть. Она чувствует, что освобождение близко и не хочет больше ждать.
Гостья1.
Пусть уйдут, но сразу!
Все, единым мигом!
Не могу я! Проказой
Кошмар идёт и душит криком!
Воды боюсь, и даже пью, дрожа,
Если вода сон мой губит,
Так пусть настигнет и судит,
Пусть уснёт душа!
Гостья1 хватает Швею за руку, умоляя её помочь. Гостья1 себя не контролирует, она настолько измучена, что готова умолять, плакать и обещать что угодно. Но Швея мягко высвобождает свою руку.
Отправится к лику судеб,
Не спать и хуже, и дороже,
Дома смотрят хмаро,
Решают обо мне,
Думают: кошмары?
Да она повредилась в уме!
Швея.
Знаю, милая, знаю,
И воду твою в кошмарах читаю.
Зашить недолго, но без снов…
Наш мир суров.
Швея снова встаёт, на этот раз она открывает шкатулку. На чёрной бархатной подушке лежит длинная серебряная игла. Гостья1 судорожно вздыхает, тоже видя её.
Сцена 1.4
Швея бережно разглаживает невидимые складочки на подушечке, как Гостья1 до того одежду. Швея тянет время, собирается с мыслями…
Швея.
Без снов нет мечты,
Без снов слова пусты,
Грёзы даруют путь к небу,
Недолгий, но всё же!
Сны нам приносят ответы…
Гостья1.
О, добрый Боже!
Швея.
Сны нам отдых, покой,
Остерёг, награда.
Гостья1.
Не надо опять! Сон пустой,
А хуже, когда он адом!
Швея (смотрит на Гостью1 искоса).
Без снов иссыхает душа.
Без снов сомнения губят.
Гостья1 (в исступлении).
Да пусть не будет их никогда,
Никогда уже не будет!
Швея кивает, легко и быстро проводит рукой перед лицом Гостьи1 и та обмякает прямо на скамью, падает без сознания, точно выбитая из реальности.
Швея бережно извлекает иглу из шкатулки, приближается к Гостье1.
Сцена 1.5
Швея водит свободной от иглы рукой над головой Гостьи1, наконец, нащупав что-то в пустоте, тянет на себя… медленно тянутся, поднимаясь из пустоты, серебряные, полупрозрачные нити, похожие плетением на сеть. Какие-то строчки это сети более толстые, какие-то тоньше, кое-где совсем уже разорвано и большие просветы зияют чернотой…
Швея легко крутит эту сеть, изгибает её – прозрачно-серебряное полотно течёт через её руки, Швея ищет…
Наконец она находит нужное место и, зацепив иглой тоненький кусочек серебряной нити рядом, тащит нитку, вдевает её в иглу и начинает шить – зашивать сны.
Швея.
Стежок за стежком,
Нитка бежит сама.
Шажок за шажком,
Ручеёк серебра…
Её движения легки и быстро, точно игла и впрямь сама направляет и точно знает как шить.
Шей, иголочка, метко.
И руку веди мою.
Шей, иголочка, крепко,
Я снов бессоние зашью.
Всё серебро – тонкий шов,
Зреет лишь наше колдовство его.
Людские глаза не видят миров,
Где распласталось ничто…
Иголочка будто бы бежит сама, она мелькает быстро-быстро в руках Швеи. Сама Швея печальна.
И не видят стежков меж кусками,
Междумирья раскол…
Хотя смотрят зрячими глазами,
Но всё же слеп их взор.
Шей, иголочка, ровно,
Волнением шов не прошибить.
Не будет снов – довольно,
Но не сны ведь мешают ей жить!
Иголочка бегает сама собой, серебряные нити тянутся, зашивают кусочек черноты, напрягаются, чтобы их хватило, стягивается серебряное полотно рядом.
Они лишь тени,
Но выбор не мой.
Просьбу я исполняю,
Отогнав сомнения,
Я шью лже-покой,
И швом её сны запираю.
Иголочка делает последний стежок и Швея с трудом высвобождает её от паутины серебряных нитей, бережно, стараясь не уколоться, укладывает чуть поблекшую иглу в шкатулку, закрывает её с видимым усилием, после чего переводит дыхание: дело сделано!
Сцена 1.6
Швея осторожно касается Гостьи1 и слегка щёлкает пальцами, чтобы вернуть её в реальность. Гостья1 вздрагивает, очнувшись, беспомощно, смущённо смотрит по сторонам, но тут взгляд её стекленеет. Она распрямляется легко и свободно. Теперь она не похожа на робость и тень…
Швея.
Просыпайся, милая, пора!
Всё кончено, иди.
Сделала всё нить серебра,
Сплела тебе сети-пути.
Гостья1 смотрит по сторонам, на этот раз взгляд её оценивающий, а голос надменно-холодный.
Гостья1.
Всё? Уже? Так скоро?
Не будет больше снов?
Швея.
Нет, всё под запором,
Зашито до основ.
Гостья1, не прощаясь, поднимается со скамьи и дёт к выходу. У неё теперь и походка другая – прямая, гордая, уверенная. Швея не провожает её и не окликает, только смотрит вслед и когда та покидает дом, выдыхает с облегчением.
Швея.
Ещё не спала она,
Ещё снов не знала,
Но всё уже знает душа,
Я её истончала!
Взгляд у неё не такой,
В нём лишь ледяной покой,
Нет, снов не будет и жизни тоже,
Всех поток впечатлений низложен.
Швея устало опускается в кресло.
Всё кончено, нет и краски,
И душа под неживостью маски,
Снов не будет ни в день, ни в год,
Она не спала, а взгляд уж не тот.
Долго побыть в одиночестве не удаётся – за дверью новые шаги, на этот раз тяжёлые, грубые.
Конец первого действия.
Действие второе.
Сцена 2.1
Та же лачуга. Дверь распахивается грубо, без церемоний. На пороге новый Гость – Воин. Он входит без церемоний и малейшей вежливости, но Швея не пугается, она видит потерянный взгляд Воина, видит его рыдающую душу и ждёт его просьбы.
Воин (то робея, то неожиданно смелея и поражаясь своей смелости, то вдруг впадая в ярость).
Зашей мне горе, ведьма, зашей!
Я не могу больше жить.
Душит оно, гонит от людей,
С ним только заживо гнить…
Зашей мне горе: я не могу!
Как ступать по миру?
С этим горем я, верно, умру,
Нет во мне больше силы.
Он ждёт реакции, но Швея молча смотрит на него, ждёт продолжения.
Зашей же мне горе, ведьма! Я
Прежде не знал слёз души.
Слёзы чужие нагнали меня,
С надеждой прошу: поспеши!
Не могу я, ведьма! Шей горе:
Оно затихнет к утру.
Как разлитое карой море –
Зашей же – я не могу!
Швея не удивлена. Она ждала. Швея поднимается со своего места, жестом велит Воину сесть. Тот покоряется.
Сцена 2.2
Швея смотрит в окно, мимо Воина, точно собирается с мыслями, но всё же решается сказать то, что терзает её.
Швея.
Не можешь, воин, не можешь…
Но как же быть, если надо?
Себя, как червь, виною гложешь,
Вина тебе стала ядом.
Ты в горе – ты любовь потерял,
Горе твоё – щит, вера, отрава.
Но что же, воин, разве ты не знал,
На чём построена вся слава?
Швея переводит взгляд на Воина, он теряется от постановки вопроса, совершенно не готовый к нему, но прежде, чем он успевает сообразить ответ, Швея продолжает.
Ты славу построил на горе других,
Столько невинных мечом погубив,
Приходил с войной и огнём в дома,
И кровь безвинная по земле текла…
Воин опускает голову, а голос Швеи крепнет.
Ты горе нёс, не видя его,
Теперь потеря тебя гнетёт.
Бога прогневал! Но ничего –
Игла, если хочешь, зашьёт.
Воин порывается схватить её за руку, но Швея легко останавливает его жест и велит сидеть.
И не видишь ты в слепе боли,
Зачем тебе послано горе…
Путь тебе речёт, говорит: «уйди!
Как много крови ты лил по пути!»
Но выбор не мой – и я,
Спасу тебя от горя.
А дальше что? Не зная сам себя,
Ты и жить не сможешь: всё пустое.
Что без горя? Забвение!
Жизни, даже тени её толком нет.
Ты прошёл столько битв, но падение
Навсегда оставит свой след…
Швея берётся за знакомую уже шкатулку, где спит, дожидаясь очередного своего часа, Игла.
Ты легко нёс смерть другим,
Но горя прежде ты не знал.
Лишь однажды, не победив,
Тлеешь в схожденьи начал.
Сцена 2.3
Швея раскрывает шкатулку, показывая Воину ту самую иглу. Он отшатывается в ужасе, но затем мрачнеет и кивает, готовый и согласный – слова Швеи его не задевают и она видит это.
Швея.
Выбор не мой –
Игла лишь моя.
Как успеть за рукой?
Но воля твоя!
Воин кивает, он зачарованно смотрит на иглу, а та поблескивает мертвенным серебряным светом.
Решаю не я,
Я за стежком бегу.
Рука-то моя,
Но решать не могу!
Воин кивает снова. Ему безразличны все опасения и предостережения, он не может жить с горем, что разъедает его душу и ради забытья он согласен на всё.
Решение ваше –
Горя и блага чаша,
Всё выбор не мой:
Моей управляют рукой.
Сказать? Я скажу,
Но власти нет над иглой.
Боль зашивая, спешу,
Выбор то ваш, но не мой!
Швея ловко берёт иглу одной рукой, а другой – в одно единственное движение укладывает Воина на скамью. Тот вздрагивает, пытается подняться, но глаза его закрываются и сам он погружается в полусон.
Сцена 2.4
Швея тянет уже знакомые нити из полупрозрачного полотна души над головой Воина. Также вытягивает иглой одну тонкую ниточку и готовится зашивать зияющую чернотой прореху.
Швея.
Стежок за стежком –
Шить мне у самого сердца.
Понемногу, вот так, шажком,
Вшиваю нить в милосердство.
Ты, главное, спи –
Ведь мне мешать не надо.
Набирайся сил
Бороться с зашитым ядом…
Она крутит, словно обыкновенную ткань, его душу, легко поворачивает… в полотне души множество мелких разрывов и когда Швея зашивает нужный, в других местах, от натяжения серебряных полупрозрачных нитей, всё перетягивается и истончается. Швея пытается разгладить вспухнувшие места руками, но это мало ей удаётся, хотя и шьёт Швея очень тонко.
Не надо видеть тебе
Как сердце крою по-живому.
Да, наживую шью – игла в руке,
Горе не стаишь по-другому.
В сердце кровит, но больше не будет,
Так высохнет сердце твоё.
Оглохшее к богу и людям-судьям,
Стежок за другим…и ещё.
Лицо Воина меняется. Он ещё спит, но черты его – растерянные, горестные, ожесточаются и лицо походит больше на камень, а сам он на статую, грубо вырубленную из этого камня.
Стежок за стежком, немного!
Потерпи…и я разбужу тебя.
Недолго воин, это недолго,
Но видеть не надо, игла-то моя.
Стежок за стежком, кончено дело.
Теперь за малым – его разбудить.
И пусть идёт…до смерти смелый,
Существовать, не жить!
Швея заканчивает свою работу. Полотно истерзанной души зашито, но истончено в других местах. Швея вглядывается в изменившееся лицо Воина с явным сожалением, но решает для себя в очередной раз, что «выбор его!».
Убрав иглу на место и предусмотрительно закрыв шкатулку, Швея легко касается щеки Воина, пробуждая его.
Сцена 2.5
Глаза Воина подёрнуты какой-то поволокой, он не может сообразить где он и что происходит. Швея усаживает его на скамью, затем осторожно помогает подняться.
Швея.
Ступай, всё кончено, воин!
И в груди твоей не болит,
Тоскою не ноет,
Но давится ею, не спит.
Тоска изъедает душу
На манер червя.
И мир твой застужен,
А отогреть нельзя.
Она ведёт его – ещё не соображающего, полусонного к дверям и распахивает их.
Тоска родилась в ночь,
Что червивой зовётся.
Ты ступай, воин, прочь,
Тоска следом вьётся.
Выбор не мой.
Я шью, даже если не стоит.
Да будет мир с тобой…
Голос Швеи обретает металлические, приказывающие нотки.
Иди отсюда, Воин!
Покорный он покидает её дом, Швея закрывает дверь, усаживается на своё место, пытается унять усталость…
Конец второго действия.
Действие третье.
Сцена 3.1
Швее не удаётся передохнуть. За дверь снова шаги – лёгкие, робкие. Такой же робкий стук. На пороге Гостья2. Она миловидна, но опечалена и эта печаль пропитывает всё её существо как клеймо.
Швея не удивляется и кивает Гостье2, жестом предлагая ей присесть. Гостья2 остаётся стоять, точно не смея оторвать взгляда от Швеи, будто бы та может исчезнуть в одно мгновение.
Гостья2.
Зашей, прошу, мою память.
В ней остались лишь тени.
Ничего не исправить,
Сколько ни стой на коленях.
Швея поднимается сама и молча усаживает Гостью2 на скамью. Гостья2 вцепляется в её руку, замирает на мгновение. Швея не отрывает её руки, позволяя говорить.
Ни тьма, ни свет не умеют
Тех возвращать, кто истлеет.
И иного не осталось,
Лишь память о проклятых днях.
Она травит жизнь, душит усталость,
Путает в своих сетях…
Швея всё же отнимает руку у Гостьи2, с тихой скорбью опускается рядом на скамью.
Зашей, прошу, навеки память мне,
О каждом проклятом дне!
Зашей – я жить не могу,
В уме моём лишь тени!
Они ушли за вечную черту,
Не придут…сколько ни стой на коленях.
Швея поднимается, направляется к шкатулке, но пока не открывает её, точно бы прикидывая…
Зашей память, молю!
Я не могу жить с этой болью!
Я не живу…ни с кем не говорю,
Отравленная отнятой любовью.
Гостья2 роняет голову на грудь. Она не рыдает – слёз у нее не осталось.
Сцена 3.2
Швея поднимает глаза к потолку, точно зная, что не получит ответа.
Швея.
Володыка! Воля Твоя –
За что же она такая?
Передо мной Твоё дитя
Кровью сердца истекает!
За что страдание ты шлёшь?
За что испытываешь их?
Горе насылаешь да ждёшь:
А выйдут ли? И словом тих…
Ты наблюдаешь, покой затая,
Награду приберегая.
Но не перед Тобой Твоё дитя
Кровью сердца истекает!
Швея решительно, в одно движение раскрывает шкатулку, также резко извлекает Иглу, та запоздало сверкает в её руке, Гостья2 смотрит на иглу и серебряный отблеск с равнодушием – ей всё равно что будет с нею.
Швея в одно мгновение погружает Гостью2 в полусон и та оседает на скамье.
Сцена 3.3
Изорванное полотно души. Множество прорех в полотне. Истончённые нити… швея крутит полотно, игла подрагивает в её руке. Надо шить, хотя шить уже нечего – лоскуты одни. Но дело есть дело, и воля не Швеи на это. Она принимается шить, как можно бережнее и аккуратнее. Полотно почти ползёт под её руками и приходится зацеплять фрагменты полупрозрачной невесомой мистической ткани меж собою.
Швея.
Не бойся, и глаза закрой,
Как хотела ты – я зашью.
Но это не вернёт тебе покой,
Я упредила, но не я велю...
Достать серебро-иголку – миг,
Но горе, милая, в сердце живёт,
Я зашью твоей памяти лик,
Но это, знаешь, тебя не спасёт.
Швея останавливается на мгновение, смотрит на Гостью2, колеблется, но продолжает шить. Полотно рвётся у неё в руках и приходится снова и снова натонко сшивать разорванное.
Ты не вспомнишь причины
Своей беспробудной тоски,
Это горе под памятью личиной,
Себя загоняет в сердца пески.
Воля твоя! Я лишь исполняю,
Память твою иглой зашиваю.
В твоих глазах равнодушие лишь,
И ты давно, не просыпаясь, спишь…
Гостья2 вздрагивает, точно ей стало больно, игла застывает, но Гостья2 расслабляется, тело её обмякает. Можно дошивать.
Горе причиной тому,
Но в памяти горе не живёт.
Я возьму свою иглу,
Это, поверь, тебя не спасёт.
Думаешь, что не помня, не зная,
Слезы не прольёшь, леденея.
Но горе память не жалеет,
Не там оно кровит и реет…
Гостья2 замирает в ледяном покое. Швея прячет иглу в шкатулку, некоторое время ещё стоит над шкатулкой, как виноватая, затем поворачивается к Гостье2 и легонько касается её щеки.
Та вздрагивает и тотчас распахивает равнодушный глаза. взгляд её холоден, черты лица все в равнодушно-злом сосредоточии.
Сцена 3.4
Перемена мгновенная. Из несчастья нет и следа, Гостья2 спокойна и собрана. Швея даже отступает, как бы дивясь такой скоро перемене.
Швея.
Просыпайся, милая, памяти нет,
И пора тебе выйти на белый свет,
Там всё по-другому, иначе…
Гостья2 (очень твёрдо и спокойно).
Главное: память больше не плачет,
А скорбь на лице и мыслей камень –
Это пройдёт, и я уже иду.
Меняется даже походка. Твёрдая, уверенная, Гостья2 даже не глядит на Швею, выходит прочь, не простившись. Швея смотрит ей вслед, не пытаясь остановить.
Швея.
Сама себя загнала в этот пламень,
А станет винить мою иглу!
Швея наспех прибирается в своём доме, но ей не удаётся завершить начатое. На пороге новый гость – Поэт.
Конец третьего действия.
Действие четвёртое.
Сцена 4.1
Поэт – очень мрачный, очень встревоженный, бледный и несчастный, с каким-то болезненным присутствием серого в лице, падает на колени перед Швеёй, та решительно поднимает его, лицо Швеи выражает досаду на присутствие этого человека.
Поэт.
Снимите мне швы!
Прошу, снимите, не надо!
Пусть вернётся вся боль,
Снимите! – мы без боли пусты,
Мне спокойствие ядом,
А на душе та же соль!
Швея отталкивает его руку, она явно раздражена его присутствием, но сбивающийся нервный порыв Поэта уже затрагивает в ней сочувствие.
Швея.
Поэт! Я помню тебя,
Помню твой приход,
И мир ты чувствовал…помню.
Но помню: умолял меня,
Чтобы кончился сход,
Боялся ты умереть под болью.
Поэт не отрицает, он это тоже помнит, но он в отчаянии и упрек Швеи не трогает его.
Поэт.
Я чувствовал мир,
Но был миру не нужен.
И как я желал утешенья!
Но с ним я остался без сил,
И нет – я простужен,
Мне нет отступленья!
Я пишу, но что же?
Стихи пропитаны ложью,
И всё пугает меня –
Безумие ночи и дня,
Слова мои были оружием,
А ныне что? Бездушие!
Он задыхается от волнения, Швея внимательно его слушает, в ней борются сочувствие, понимание и злорадство.
Сними швы свои,
Сделай прежним меня!
Верни ехидство и бессонные дни,
Что я хранил, себя тая!
Верни мне меня,
Верни начало, где слова сильны,
И я ещё покажу себя,
Я понял это…так сними же швы!
Швея качает головой, Поэт смотрит на неё с надеждой, но видит, что ей не хочется помогать ему.
Сцена 4.2
Поэт не сдаётся. Он мрачнеет, голос его становится тише и сам он спокойнее теперь и как будто бы мертвее.
Поэт.
Эпиграммы пишу, памфлеты,
Слов и звуков в них много,
Смысла и капли нету!
Нет в них ни Дьявола, ни Бога!
Слава пошла, меня обгоняя,
А я без стихов жить не смею.
Выходит то, что я презираю,
Ведь только боль пером владеет…
Швея задумывается и это ободряет Поэта, но он не торопится выдавать свою радость.
Людям нравится – так и что же?!
Мне казалось, и я могу терпеть.
Но утро пришло – я уничтожен,
Ещё при жизни нашёл свою смерть.
Я поэт и желаю им быть,
Пусть страдание моё со мной,
Я когда-то просил зашить…
Сейчас прошу: верни мне боль!
В мрачной торжественности Поэт протягивает руку Швее, та отталкивает его, но вдруг улыбается, кивает.
Сцена 4.3
Швея улыбается, отодвигает шкатулку с иглой подальше, мрачнеет…
Швея.
Володыка, скажи,
Зачем ты поэтов явил?
Были цветы, лучи от вершин,
Луга были, леса…целый мир!
Зачем поэты? Ну ладно, пусть
Мне не судить – выбор не мой,
Мои здесь игла и грусть,
И я верну ему боль.
Поэт улыбается. Швея жестом велит ему сесть на скамью
Моя игла, ты не гневись,
Я сама того не желаю,
Но это же жизнь,
Я за других не выбираю.
Тонкое лезвие в руке дрожью,
Непривыкшая я швы снимать…
В руках Швеи вместо иглы словно из пустоты появляется тонкий длинный, очень узкий нож. Поэт вздрагивает, но остаётся сидеть. Рука у Швеи дрожит.
Но вспомню! И с помощью божьей,
Я верну что сумела изгнать.
Стежок за стежком,
Шажок за шажком,
Лопнуло тут и лопнуло там.
Будет поэт, и боль от ран…
Не гневись, игла, не гневись,
Выбор его – ни разу не мой,
И не моя это жизнь,
Он хочет? Я верну ему боль!
Не усыпляя Поэта, швея тянет из глубин серебряное, накрепко зашитое полотно его души. Лезвие дрожит, Поэту больно, но он терпит, стискивая зубы. Резкое движение, разрез – полотно души ползёт по зашитому шву, и растекается, расширяется. Поэт вздрагивает, его тело скорчивается от боли, он спадает на пол и тяжело дышит, пытаясь прийти в себя. Мгновение – и он на ногах – бледный, взмокший, но счастливый.
Сцена 4.4
Швея торопливо прячет лезвие в складках платья, оглядывается на шкатулку, словно боится, что шкатулка заметит её движение…
Поэт.
Спасибо…как благодарить? Не знаю,
Ты спасла меня. Мою природу!
Спасибо…
Падает на колено, но Швея отмахивается.
Колено склоняю,
Отдаю, что имею – свободу!
Ты спасла, спасла меня!
Мне больно! Наконец-то боль.
Как долго ждал её я в свете дня,
И вот она навек со мной…
Швея, наконец, обращает на него внимание. Взгляд её полон ехидства, но губы подрагивают в улыбке.
Сцена 4.5
Однако тон у Швеи сварлив и жест весьма однозначен.
Швея.
Иди отсюда и забудь дорогу:
Зашей – расшей! Одно мучение!
Иди отсюда, ради Бога,
Прежде выбора – сомнение!
Поэт, всё также счастливо улыбаясь, откланивается и покидает Швею. Та смеётся.
Забавны люди, Володыка!
Забавны их решения,
Потерянные до рока-мига,
Блуждают люди в помутнении.
Володыка, а знал ли ты камень,
Людской души, что как твердыня?
И видел ли первый пламень,
Что выпросил себе пустыню?
Ответа нет. Никогда нет Швее ответа от Володыки.
Володыка, я ему помогла,
Он ушёл и счастлив был.
Он сказал, что я спасла,
А я молчу: мне мало сил…
Швея тяжело опускается на скамью.
Конец четвертого действия.
Действие пятое.
Дальше снова следуют гости. Они приходят, просят, похожие друг на друга, в глазах Швеи Гости становятся безликими, она не выделяет их.
Сцена 5.1
Очередной Гость (Гость3) на пороге. Швея уже не любопытствует, за день она устала, и только кивком головы приветствует очередного визитёра, которому явно не рада. Но Гостю3 безразлично. Он пришёл со своей проблемой.
Гость 3.
Зашей моё имя!
Мне оно ни к чему.
Оно ложь, пустыня,
Как поверить ему?
Швея пожимает плечами, история Гостя3 её не впечатляет, ровно как и его просьба.
Я знаю откуда иду,
Дорогой той не желая идти.
Прошу тебя, слёзно прошу:
Не дай свершиться моему пути.
Зашей, чтоб с чистого я ступил,
Чтоб от прежнего лишь пустыня.
И не знал кто я прежде мир,
Зашей, прошу, моё имя!
Гость3 протягивает ей руку.
Сцена 5.2
Швея касается заветной шкатулки, но пока не извлекает иглу. Она знает уже, что шить придётся, но пока медлит. Её голос, когда она даёт ответ, скучен и полон усталости.
Швея.
И из рода мерзавцев можно идти,
Себе избрав добродетели путь…
Гость3 хочет возразить, но Швея жестом останавливает его и усаживает на скамью. Она достаёт иглу и Гость3 затихает, над ним уже проступает знакомое серебряное полотно души, в котором Швея ловко орудует иглой.
Главное только опору найти,
И укрепить ослабелую суть.
Имя что корни,
А род только род.
Имя не вспомнят,
Но кровь выдаёт.
Игла быстро мелькает в её руках, покорно и быстро зашивая нужную прореху.
Отрекаясь от имени, ты всё то,
Что от крови-ветви себя ведёт.
Не изменить корней,
Ведь дерево то же!
Отрекаясь от ветвей,
Ты живёшь только ложью…
Дело сделано, прореха зашита и Швея будит Гостя3. Тот, покачиваясь, поднимается. Швея не смотрит на него, старательно пряча иглу в шкатулку.
Но выбор не мой,
Моя лишь игла.
Зашить выбор твой,
Мне всего в два стежка!
Гость3 уходит, но тут же, сменяя его, в дверях показывается Гость4. Швея даже шкатулку не закрывает, чувствуя спиной новое присутствие.
Сцена 5.3
У Гостя4 живое, подвижное лицо, но Швея видит его совершенно безликим, пустым. Она даже не приветствует его, лишь ждёт, когда и он выскажет свою просьбу. Гость4 не медлит.
Гость 4.
Зашей совесть мою,
Мне нет сил терпеть.
Я лгу что люблю,
Что умею жалеть.
Зашей, прошу, совесть мне,
Без неё легче будет.
С нею я узник во тьме,
Она злее всех судей!
Прошу, помоги, нет силы,
Я муки в душе терплю,
И стыдно мне перед миром!
зашей же совесть мою!
Он смотрит с надеждой, руки его не могут найти покоя. Швея жестом указывает ему на скамью и Гость4 покорно садится, закрывает глаза, на губах его мечтательная улыбка, он видит какое-то лишь ему доступное будущее.
Сцена 5.4
Швея тянет из пустоты серебряное полотно души Гостя 4, в нём уже множество маленьких дырочек, но Швее всё равно. В её руках игла и она отыскивает нужную прореху, руки её ловки, она знает своё дело, и игла в её руках тоже.
Швея.
Зашью – шить всего три стежка,
И буду ехидствовать…исподтишка.
Совесть была, а ныне зашита,
Совесть жила, а ныне убита!
Шить мне легко, игла знает дело,
И руку ведёт мою, направляет.
А я, покорная, шью смело,
Игла своё дело крепко знает.
Всё сделано и Швея будит Гостя4. Тот вздрагивает, лицо его – прежде живое, каменеет и мрачнеет. Не поблагодарив, он поднимается и идёт прочь, даже не видя Швею, та покорно и быстро отступает в сторону.
Да, я совесть зашила твою,
На целых три грубых стежка.
Иди, несчастный, я тебя гоню,
Сочувствуя душе твоей исподтишка.
Сцена 5.5
Швея недолго находится в одиночестве. На этот раз на её пороге Гостья 2. Бледная, несчастная, заплаканная, она пришла за помощью, за решением, как и многие до неё.
Гостья 2.
Зашей мою любовь,
Она так нелепа, глупа.
Портит нервы и кровь,
Пугает и сводит с ума.
Зашей мою любовь!
Я любить не желаю.
Никогда! Не снова, не вновь!
Жестокою стать…умоляю!
Швея смотрит тяжело, и вроде бы равнодушно, но что-то в лице её, то ли губы, то ли какая-то черта выдаёт в ней общее сожаление, но она молчит.
Зашей любовь мою –
Она мне ничто, лишь мучение.
Уйми же это, молю,
Пошли душе омертвение!
Я не хочу, не хочу ощущать,
Как меняется сердца стук.
Зашей душу, не дай страдать
От несбыточных мук!
Гостья2 плачет, но слёзы её остаются безответны. Руки Швеи достают иглу отточенным движением.
Сцена 5.6
Швея усаживает Гостью 2 на скамью, та закрывает глаза, готовая омертветь душой.
Швея.
Боль души – жизнь, и это
Единственный путь к познанию.
Без тьмы не бывает света,
Без зла сострадания.
Выбор не мой, я покорюсь,
За серебро-иглу возьмусь,
Буду шить быстро, споро,
Но будет это душе приговором.
Серебряное полотно движется под пальцами Швеи, покорно позволяя себя зашить, поменять, изувечить.
Всё ложь, всё обман,
И нет величия без ран.
Нет наслаждений без сути,
Нет чистоты без мути.
Я зашью, стежок за стежком,
Будет крепок души обман.
Шажок за шажком,
Но величия нет без ран…
Швея будит Гостью2, та приходит в себя. Лицо, прежде заплаканное, теперь сухо, бледно, ожесточено. Коротко кивнув Швее, Гостья2 покидает её дом.
Сцена 5.7
Новый Гостья на пороге. Гость 5. Он расстроен, сбит с толку, но очень жаждет получить помощь. Швея кивает ему на скамью, не желая тратить время на усаживание.
Гость 5.
Швея! На тебя надежда!
Ты одна меня можешь спасти!
Швея.
Слов насмешливо-небрежных
Не нужно попусту плести.
Гость 5.
Швея! На тебя уповаю!
Защити меня от меня самого,
Зашей мою силу, умоляю,
Она всех пугает, и нет никого,
Кто б не боялся меня.
Зашей мою силу!
Защити от самого себя.
Я не создан для мира,
Мне война нужна, война!
Но я устал от войны,
Прошли для неё года.
А те, что остались, пусты:
Швея, зашей силу мне.
Зачем мне над ней обладание?
Я долго жил в боях, в войне,
А в жизни так глуп – и в том упрекают.
Жить по-иному хочу я, желаю.
Зашей силу мне, умоляю!
Швея, кажется, задумывается всерьёз. Некоторое время на лице её блуждают сомнения и кажется, что она готова даже как-то возразить. Но затем она кивает, и Гость 5 закрывает глаза, ободрённый и счастливый от её согласия.
Сцена 5.8
Швея не переубеждает, не спорит. Она вытаскивает уже знакомое полотно души и зашивает большую прореху.
Швея.
Кто ты без силы? Никто!
Сам себя не узнаешь.
Но не поверишь в то,
Пока не испытаешь.
Стежок за стежком,
К ряду лёг ряд.
И взгляд уж тяжёл,
И бледен тот взгляд…
На мгновение прекращает шить, глядя на Гостя 5, но тот спокоен. Поколебавшись, снова принимается за дело.
Сам не узнаешь себя,
И в землю сойдёшь.
Тебе приютом земля –
В черноте сгниёшь.
Стежок за стежком.
Был ты силён, не знал ты слабы.
Но взгляд твой тяжёл,
И душат тебя виноватым.
Гость5 вздрагивает и оседает на скамью. Но Швея продолжает шить.
Где самообладание? Где терпение?
Зачем выбирать от себя отречение?
Но выбор здесь твой,
Не я за тебя выбираю.
Я только владею иглой,
Я только тебя зашиваю.
Она заканчивает шить, руки её дрожат, Швея прячет иглу. Слабый Гость5 поднимается и идёт прочь, даже не взглянув на неё.
Сцена 5.9
Гость 6 возникает на пороге. Он нервный, сбивчивый, нетерпеливый, встревоженный. Он всё время мечется по логову Швеи и та даже досадливо морщится, пока Гость6 делится своей бедой.
Гость 6.
Зашей мне вину!
Не могу есть и спать,
И жить не могу,
Что же делать? Пропасть?!
Зашей мне вину, и я
Стану дышать, взлечу!
Над сутью Бытия
И чего-нибудь захочу.
У каждого совесть своя,
И груз у каждого свой.
Но вина томит меня,
И я забыл про покой.
Зашей же мне вину,
Дай свободно вздохнуть.
Я отвечу суду,
Но далёк ещё путь.
Дай же мне жить теперь,
Жить, пока я могу,
Закрой, прошу, эту дверь,
И зашей всю вину!
Швея с огромным усилием усаживает Гостя на место. Она и сама от него устала, и он собою утомлён. Швея взмахом руки, чуть более резким, чем обычно, усыпляет его, при этом Гость6 даже ударяется головою, но Швея старательно этого не замечает.
Сцена 5.10
Уже знакомая игла зашивает множество мелких, словно червем изъеденных, дырочек на полотне души. Работа кропотливая, но Швея знает своё дело, Игла её не подводит.
Швея.
Как жить без вины?
Ошибки свои повторять,
Не помнить пути,
Идти в сотый раз не туда,
Браниться, себя не найти,
И всё же дойти до суда!
Укалывает палец Иглой, проступает кровь. Швея шипит, но тут же кровь исчезает. Она снова берется за дело.
Но выбор тот не мой,
Не моя дорога.
Я дам лживый покой,
Я игла-недотрога.
Серебрится игла,
Шьёт ловко-ловко,
Да будет зашита вина
Моею иголкой…
Швея будит Гостя и тот – осоловелый, потерянный, уходит прочь, его тут же сменяет Гость 7.
Сцена 5.10
У Швеи даже руки уже опускаются – новый гость! Сколько можно за день? Но она кивает ему, позволяя переступить порог.
Гость 7.
Зашей ехидство слов,
Зашей яд улыбки,
Это сильнее оков,
Сильнее ошибки.
Я зла не хочу,
Но не умею молчать.
Без крика кричу,
Не зная как сострадать.
Зашей мне злобу слова,
Зашей ехидство это!
Сними с меня оковы,
Верни язык мой к свету…
Швея усыпляет Гостя7. Игла уже снова в руках, Швея готова работать, хотя и морщится – пальцы устали от шиться серебряной, всё такой же яркой иглой.
Швея.
Зашить? Зашью! Но я
Предупреждаю тебя:
Суть такая, не сменить,
Чего же…можно и зашить.
Да руки твои льдом пойдут,
Да ехидство взгляд закроет.
И прибавит новых пут,
И добром уж не омоет…
Но меняется суть, хотя бы внешне – полотно серебрится, покорное Швее.
То суть твоя – милей не быть,
Не быть иголочке цветком!
Но выбор твой: сказал зашить,
Так мы, покорные, зашьём…
Гость 7, пробужденный, тусклый, сникший, спотыкаясь, покидает жилище Швеи. Швея уже не убирает Иглу, украдкой смотрит в зеркало, но работа еще не кончена.Гостья3 на пороге.
Сцена 5.12
Гостья3 вежливая, спокойная, знающая себе цену…
Гостья3
Зашей доверие во всём,
В любви, в опоре, в грёзах-снах,
Зашей! Пусть порастёт быльем
Всё, что манило и вызывало страх.
Стервятников много!
Жаждут они обмануть.
Так лгут, что сбивают дорогу,
Не найти после путь…
Швея усаживает Гостью3 на скамью. Видно, что Швея быстрее бы зашила, чтобы ушла Гостья3, но для Гостьи3 это не рутина, а личная трагедия и потому она хочет донести свою беду до Швеи, не подозревая насколько Швее всё равно.
Зашей мне доверие – я буду злой,
Верить не буду и стану зимой.
Зашей…я не буду лить слёз
Из-за спутано-срезанных грёз.
Зашей! Я верить не буду –
В том моё облегчение.
Зашей! Сделай мне это чудо,
Лиши мне ко всему доверия…
Швея кивает. Гостья3 засыпает.
Сцена 5.13
Швея зашивает. Игла уже колет её саму, раз за разом проступает на пальцах кровь, как свидетельство о переутомлении, но Швея упорно желает закончить работу.
Швея.
Доверие…я зашью, но что же?
Без веры всякий дух ничтожен.
Верить нужно: в себя ли? В бога?
Но без веры не отыскать дорогу.
Она говорила про раны,
Что нанесли обманы,
Но обман – это камень, и он
Для чего-то дан, сплетён.
Зная камень, станешь твёрже сам,
И это дарует подлый обман,
А сильнее становишься к жизни,
Когда побываешь на собственной тризне.
Но кто я такая, чтобы решать,
Кому что когда зашивать?
Моя игла – инструмент,
А слов в разуверии нет.
Мне не дано – не мой это долг,
За других выбрать тяжбу дорог,
Я только шью – рядок за рядком,
Я только шью – стежок за стежком.
Швея приводит последнюю на сегодня Гостью в чувство. Та, покачиваясь, не соображая, медленно идёт прочь. Швея смотрит ей вслед. Она знает – на сегодня всё, гостей не будет, и это значит, что нужно завершить день. Собою его завершить, как и многие дни до того.
Игла плотно зажата в её руках, кровь стекает по ладони – несколько уколов иглой были болезненны и кровавы.
Конец пятого действия.
Действие шестое.
Сцена 6.1
Швея смотрит на окровавленные дрожащие руки. Игла всё ещё в её пальцах, и ей приходится положить иглу, чтобы отереть руки от крови.
Швея.
День умирает…сколько их было
В истории моего незаметного мира?
Сколько люде приходило ко мне,
Сколько верило – мол, лучше будет?
Но не я так решила себе,
И не мне выбирать для них судей.
Она отирает куском какой-то ткани кровавые руки. Движения у неё нервные, дрожащие, но она не сдаётся.
Люди – вы день! Но один,
Он угасает, но останется мир.
И завтра наступит новый:
В нём будут слова и законы,
В нём будут обиды и страсти,
И те, кто пьян стал от страсти…
Швея смотрит в окно, на сходящий день. Наконец-то в её доме тихо, спокойно, мертвенно.
Будут горе, будут шрамы,
Мир плетут комедии и драмы.
Будет новый день, в нём то же –
Что сплетено псевдо-ложью,
Будет день, он будет завтра жить,
А этот нужно лишь зашить.
Швея отворачивается от окна и идёт к оставленной игле.
Сцена 6.2
Игла под её рукой, но Швея медлит. Наконец, она решает сначала расчистить пространство, открыть окно, впустить холодноватый воздух вечера – словом, сделать всё, чтобы немного оттянуть время.
Швея.
День зашить – это средство,
От тревоги бессмертного сердца.
Да, новый принесет новую боль,
Но то будет иначе, по шву.
Не зашить – это кровь и соль,
А исполнить – уйти ко сну.
Немного свободы пока умирает день!
Вот цена, что полна неправды.
И в углу ждёт сутулая тень –
Новые люди, но те же преграды.
Игла, оставленная без внимания, светится всё сильнее и сильнее, привлекая к себе взгляд Швеи.
День зашить – это средство,
Чтобы немного забыться.
Унять тревогу бессмертного сердца,
Человеком простым притвориться.
Полустук, полушаг,
Дрожь белых рук и мрак.
Швея берет в руки иглу, садится на скамью, где до этого сидели все Гости.
Сцена 6.3
Швея тянет хорошо знакомое полотно – это её душа. у швеи почти не видно цельной ткани – всё зашито на несколько раз, заплатка на заплатке, душа просвечивает – так истончена её суть. Но есть ещё одна прореха, которая и должна быть зашита – этот день. Очередной день.
Швея заученным умелым движением начинает шить. Ей больно, но руки её обретают твёрдость и уверенность движений и шьют умело.
Швея.
Выбор мой, впервые мой,
Хотя и мой наполовину.
Я сижу сама с иглой,
Себя травлю своей же силой.
Стежок за стежком,
Шажок за шажком.
Моя игла, моя!
И выбор мой –
Глоток один – покой.
Так выбираю я.
Стежок за стежком,
День забирает вечер.
Шажок за шажком,
Решаю я, но не станет легче.
Руки Швеи зашивают прореху. Она успевает спрятать иглу в ларец и оседает, впав в тяжелый сон, на ту же скамью – ещё один день позади.
Конец шестого действия.
Конец пьесы.
|
