Массажист
Он приходит два раза в неделю, примерно в десять,
расчехляет массажную снасть, достаёт масла.
У него есть привычка, которая очень бесит –
так, что хочется к чёртовой маме его послать –
он встаёт надо мной и возносит ладони к люстре,
произносит молитву, закатывая глаза,
и стоит так, качаясь, как лодка над рыбой шустрой,
по небритым щекам за слезою бежит слеза.
Это длится примерно минут так пятнадцать-двадцать.
Ты, набравшись терпенья, лежишь, терпеливо ждёшь,
а внутри всё клокочет, но тигров сменяют зайцы,
подставляя хвосты и макушки под слёзный дождь.
Но глаза высыхают, и он переходит к делу,
и тогда уже ты шлёшь и шлёшь к потолку мольбы,
и рыдает душа, и возносится к люстре тело,
и мечтаешь пополнить гаремы его рабынь…
А когда он уходит, ты молча берёшь стремянку,
поднимаешься, жмурясь, кидаешь на люстру плед
(электричества нет – отключили на всей делянке),
но горит над тобой ослепительно яркий свет.
Он приходит два раза в неделю, примерно в десять,
расчехляет массажную снасть, достаёт масла.
У него есть привычка, которая очень бесит –
так, что хочется к чёртовой маме его послать –
он встаёт надо мной и возносит ладони к люстре,
произносит молитву, закатывая глаза,
и стоит так, качаясь, как лодка над рыбой шустрой,
по небритым щекам за слезою бежит слеза.
Это длится примерно минут так пятнадцать-двадцать.
Ты, набравшись терпенья, лежишь, терпеливо ждёшь,
а внутри всё клокочет, но тигров сменяют зайцы,
подставляя хвосты и макушки под слёзный дождь.
Но глаза высыхают, и он переходит к делу,
и тогда уже ты шлёшь и шлёшь к потолку мольбы,
и рыдает душа, и возносится к люстре тело,
и мечтаешь пополнить гаремы его рабынь…
А когда он уходит, ты молча берёшь стремянку,
поднимаешься, жмурясь, кидаешь на люстру плед
(электричества нет – отключили на всей делянке),
но горит над тобой ослепительно яркий свет.
