Я родился в Воркуте. В тридцать девятом.
Моя мама отбывала там свой срок.
Меня нянчили все зэчки из Барака,
И шутили: "Кто же папа твой, сынок?»
Вертухаи же косились друг на друга,
И молчала словно рыба моя мать.
«Будет сын твой, - говорила ей подруга, -
Этот лагерь своей Родиной считать».
Началась тогда война и нас детишек,
Разлучив от матерей, свезли в детдом.
Где из всех рождённых в лагере мальчишек,
Я один к восьми годам ходил с ножом.
Этот нож мне подарил дядь Паша дворник.
Он сказал мне: "На держи, пацан, перо.
На гоп стопе в подворотне срубишь, стольник.
Будешь месяц с молодухой пить ситро».
Время шло. И вот однажды не сдержавшись,
Убежал я из детдома в Воркуту.
Чтоб увидеть свою мать и к ней прижавшись,
Рассказать ей, как я сильно её жду.
В Воркуте, где находился женский лагерь,
Местный житель, ну а в прошлом вертухай.
Похвалился, что однажды вёл он в карцер,
Одну зэчку, в аккурат на Первомай:
«Ох, красива же была и впрямь чертовка.
Удержаться от соблазна я не смог.
Девять месяцев прошло. И вот ребёнка,
Вижу я, в руках своих она несёт.
Но война нас разлучила. В сорок первом,
Нас троих лишили брони. В тот же год,
В ноябре столкнулись мы с коварным немцем.
Сталинградской мясорубкой звался фронт.
Был я ранен. Тяжело. Меня списали,
А вернувшись в Воркуту пошёл я к ней.
К своей зэчке, по которой так скучал я.
С каждым разом всё сильнее и сильней.
Только в лагере начальство сообщило,
Что зимой, здесь тиф пол лагеря скосил.
Взяли список. Её имя первым было…
Ох, как громко я тогда заголосил…».
«А.… как звали твою зэчку?» – тут спросил я.
«Алевтиной…» - вертухай заплакал вдруг.
Мы расстались. Я с ним даже не простился.
А он в след мне всё смотрел, как лучший друг.
Лагерь встретил меня жёстко: «На свиданку?!
С Алевтиной Ивановой?.. Бог ты мой…
Нет, малой, с такой фамилией гражданки».
Я застыл. А он: «Хотя, постой…постой.
Говорить признаюсь я, такое тяжко.
Да видать тебе всё знать, пора пришла.
Твою мамку, Бог к себе забрал, бедняжку…
Вот смотри, стоит пометка: померла».
С тех времён годков ушло немало.
Я седой и внуками оброс.
Жизнь мотала и порой швыряла,
Не жалея. Прямо под откос.
Фотографию держу в своих руках я.
На ней мама молодая. Заплетённая коса...
«Ты прости меня, - шепчу, - моя родная,
Что не смог, признать я в нём тогда отца».
|
