Бает свет, в то утро Проша
Был во здравии хорошем,
Так как в меру дюжих сил
Четверть водки пригубил.
Ну а спьяну куда черт
Мужика не занесет?
И коль бес начнет водить,
Он спешит радушно
В те места нас заманить,
Где бывать не нужно.
И, как блудную овечку
Глупость манит в темный лес,
Так и Прохора на речку
Заманил лукавый бес.
Кстати, плавать умел Прошка
Лишь в тазу и то – немножко.
А на речке – благодать:
Темна омутная гладь,
Над водой красиво
Наклонились ивы,
А поверх водицы той,
Как червонец золотой,
Из глубин колодца
Блеск роняет солнце.
Смотрит Прошка –
Вот так штука,
По осоке рыщет щука,
Знать, голодная, как зверь,
Ищет жирных пескарей.
Как бревно, плывет спина,
Пеною кипит волна,
И шуршит осока…
«Тут ведь неглубоко» –
Шепчет бес на ухо Прошке –
Коль сумеешь изловить –
Хватит и тебе, и кошке,
И останется пропить».
Был наш Прошка малый прост –
Прыг – и щуку хвать за хвост,
И ну к берегу тянуть,
Поднимая тины муть.
Взбили пенную волну,
Ищет щука глубину,
Бьет хвостищем тину,
Прошка ей на спину
Навалился животом,
Пасть дерет ей кверху,
Дескать, хватит воздух ртом –
Станет не до смеха.
Но зловредный щучий род
Знает тайны местных вод:
Чуть прибавив ходу,
С Прошкой шмыг под воду.
Где же Прошка? Не видать.
Темна омутная гладь.
Ниже по реке с версту
Статная Парашка
Полоскала на мосту
Прошкины рубашки.
Глядь – поверх воды текучей
Плывут милого онучи.
То начало сказки нашей
Горько. Вдовицу Парашу
Долго барин утешал,
Сокрушался и вздыхал:
«Жаль мне Прошку-супостата.
Я уж был, велел в солдаты
Глупый лоб его забрить,
Упокойник – паразит
Взял себе такую моду –
Бабам не давать проходу,
И одно лишь дело знал –
Баб таскать на сеновал.
Ладно баб, так он, злодей,
Лез и к барыне моей,
Забывая, песий сын,
То, что он – простолюдин.
А в холопском обращенье
Нету тонкости общенья,
То не баб ведь тискать, дур,
Загребая их по-русски,
Надо прежде по-французски
Изъясниться – мур-мур-мур,
Гранд мерси, мадам, бон жур,
Словом, нужен каламбур.
Впрочем, барыня – зараза
Приняла его три раза.
И теперь который год
Все катает на курорт,
Остужая в водах страсти
И лечась по женской части.
Одинок я, словно перст.
Тут любому надоест:
То служанка, то кухарка,
То кухаркина товарка.
…Ах, душа моя Параша!
Нет тебя в деревне краше:
Бровь чернява, кари очи
И коса темнее ночи,
Ноги – глаз не отвести,
Бедра – господи, прости,
Коль взгляну – так от желанья
Вмиг сопрет в груди дыханье,
Словно копна в поле – грудь,
Как обнимешь – не вздохнуть,
Будь, Парашенька, моею,
Я ж рубля не пожалею,
Ну а коль на год контракт –
Дам и вовсе четвертак.
Призадумалась Параша:
«Ох, горька ты, вдовья чаша!»
Опустила вниз глаза,
И горючая слеза
По щеке ее скатилась,
И …Параша… согласилась.
Как туманит тучка даль,
Так и вдовия печаль
Скроет взор ненастной дымкой
И развеется улыбкой.
В предвкушении успеха
Барин выгнал челядь прочь,
И пошла у них потеха:
День и ночь, и снова ночь.
Сутки третьи долой –
Барин бледный и худой,
Чуть утопленника краше
От любовных ласк Параши.
Вышел в залу и упал,
И, крестяся, прошептал:
«Ай да баба! Черт в ней скрыт!
Ненасытный аппетит!»
А потом решил он так:
Дать ей сразу четвертак.
И пускай живет, как может –
Жизнь любви ее дороже.
Так Параша в доле вдовьей
Ела пряничек медовый,
Да и зелена вина
Не чуждалася она.
Сладок, други, нам искус
Стоит лишь войти во вкус.
Сердобольный наш народ,
Он всегда вдову поймет,
Глядь, питая жалость к ней,
Выбрав ночку потемней,
Тайной тропкою, обходом,
Вкруголя по огородам,
Через поле – напрямик
Лезет, крадучись, мужик.
И несет вдовице гость
В зипуне орехов горсть.
А у вдовицы Параши
В доме гость и два – на страже,
Псами рыщут у ворот:
«Занимай, мужик, черед!»
И гостила у Параши
Вся, считай, деревня наша.
Внемля вдовичьим слезам,
Был там дьякон Варлаам,
И совался в гости к ней
Поп-расстрига – Пантелей.
Целовал Параше ручки
И молоденький поручик,
И урядник, и купец,
И заезжий молодец.
Только, знай, тому случиться –
У красавицы-вдовицы
Выше груди стал живот.
Призадумался народ:
«Эко, бабу пучить стало!
От кого и что попало,
Чье же семя всход дало?»
Не могло понять село.
Мужики собрали сходку.
Три дня кряду пили водку,
Все судачили, решали,
Лбы взопревшие чесали
И решили наконец:
Будь же чаду всяк отец.
Бог послал Параше сына.
Ростом в полтора аршина
И в аршин почти что вширь
Сей родился богатырь.
Мы упустим тот вопрос,
Как Иван мужал и рос,
Всяк с руки его кормил,
Как родного, всяк любил.
Сказка ложь, да в ней намек:
От всеобщего вниманья,
От обильного питанья –
Вырос он под потолок.
В плечах сажень – верь, не верь,
Боком лишь проходит в дверь,
А чуть тело повернет –
Тотчас полстены снесет.
Добрый молодец был Ваня
И к тому же в воспитанье
Он пробелов не имел,
Хоть и в школах не корпел,
И моралью скучных книг
Не мутил свой светлый разум,
От народа он постиг
Всю премудрость жизни сразу,
От людей он взял всего,
Чем богаты люди,
Да и было у него…
Лучше мы не будем
Сей описывать предмет,
Все равно сравненья нет.
Впрочем, как бы вам сказать:
Коль у восьмерых собрать
И сложить в едино –
Будет половина,
Или даже треть того,
То, что было у него.
Право, Ванин дивный клад
Стоил княжеских палат.
Да и царь иной был б рад
Заиметь сей дивный клад,
Сменяв скипетр на него,
Ублажить царицу,
Но у той и так всего
Вдоволь… Мы ж вдовицу
Позабыли. Как-то раз
Взяв с бельишком грязным таз
Разнесчастная вдова
Заглянула в баню,
Закружилась голова –
В бане мылся Ваня.
Разнесчастная вдовица,
Осмотревши Вани стать,
Молвила: «Пора жениться,
Что добру зря пропадать».
А в селе средь молодух
Шел давно о Ване слух:
Дескать, парень чистый клад:
И умом, и всем богат.
Вскоре сватьи без труда
Выбрали невесту;
Ваня – парень хоть куда,
Да и девка к месту.
Круглолица, краснощека
И пуглива, словно лань.
Чуть косит на Ваню оком:
«Правду молвят, Вань, а Вань!»
Но Ванюша не болван,
Чтоб за словом лезть в карман:
«Правда, нет ли, что сказать,
Тут вопрос особый,
Люди могут и приврать –
Ты сама попробуй».
Вспыхнет та, потупив взор,
Тело пышет сдобой,
Что приятен разговор
С этакой особой.
Тут их всех бы под венец,
Да и сказочки конец.
Но не тут-то, други, было,
Счастье около ходило,
Не влезало только в дом,
Почему? Скажу потом.
Забегая наперед,
Намекну – куда сам черт
Сунуть не поспел рога –
Баба там ему слуга.
Перед самой свадьбой Ваня
Плоть решил попарить в бане.
Жарку-печку натопил,
Кваса мятного налил
На красны каменья
И в самозабвенье,
Выше крыши подняв пар,
Сам кипя, как самовар,
Веничком себя хлестал
Так, что в бане сруб дрожал.
А зачем? Ответ простой –
Важен нам во всем настрой:
Баба прясть не станет пряжу,
Пока прялочку не смажет.
За дровами в темный бор
Навострит мужик топор.
Что ж готовит молодец,
Идя с девкой под венец?
Я об этом промолчу,
Злить цензуру не хочу.
Легкой поступью, как кошка,
Теща Вани – шасть к окошку,
Приложила к щелке глаз,
Да и дрожью вся зашлась.
Правда, бают: у старух
Ум за разум, дух за дух
С возрастом заходит часто,
И, прильнув к стене, как пластырь,
Зорко смотрит теща в щель,
Как стрелок, наметив цель.
Отнялась у бабы речь,
Лишь одно смогла извлечь,
Трепеща от грешной страсти,
Молвит баба хмуро:
«Это же велико счастье
Моей дочке дуре».
И не добрый бабий глаз
Вмиг навлек на Ваню сглаз.
Отгуляла, отпила
Свадьба удалая,
В темну спаленку сошла
Пара молодая.
Наш удалый молодец,
Как стоялый жеребец
Землю роет – все напрасно –
Счастье Ване – неподвластно.
К утру Ваня запил водку,
Вся измятая молодка
Прочь шмыгнула со двора,
Ей любовная игра
В эту ночь так опостыла,
Ручки, ноженьки ломило,
Оставалось у невесты
Лишь одно и цело место.
По деревне, словно смерч
Прошел пьяный Ваня.
В погреб всяк спешил залечь,
Закрыв в доме ставни.
Теща скалкой сватьев бьет
За ту неустойку,
И плечами жмет народ –
Колдовство, и только.
Принесли святой воды,
В голос воют бабы:
«Тут недолго до беды,
Знахаря бы надо».
И кудрями сед, как дым,
Пришел старец Никодим.
Землю стал в руках тереть
Со святого места,
Для начала осмотреть
Вызвался невесту:
«Может, в девке бес сокрыт,
Потому и аппетит
Не приходит к мужу –
Пробный опыт нужен.
В ней, возможно, вся напасть,
Коль не будит в муже страсть.
Вы ж, отдав святым поклон,
Все пока ступайте вон,
Я испробую свой пест
Многих он целил невест».
Одураченный народ
Ждать остался у ворот.
В полдень старец к ним явился.
Полиняла борода,
Пот с его чела струился
Ровно, как с гуся вода.
Рушничок велел дать чистый,
Вытер руки и сказал:
«Тут мужик сам подкачал –
В мужиках я мало смыслю.
Чтоб здоровье вновь вернуть
Отправляйся, Ваня, в путь.
Путь тебе лежит далек,
Вверх по речке на восток.
Так дойдешь ты до болот,
Где исток река берет,
Ну а там лукавый бес
Сам тебя заманит в лес,
Там же и конец пути,
Лишь останется найти
Ведьму в том лесу дремучем –
Ведьма в этом смыслит лучше».
В поле, с сумкой за спиной,
Вышел парень бравый,
Что не сделаешь порой
Для плотской забавы.
Обносился, телом спал
И, как столб в тумане,
Перед ведьмою предстал
Горемычный Ваня.
Слезно ведьму стал молить:
«Нет мне в жизни света,
Помоги же исцелить
Немощность мне эту,
Помоги ты мне, Яга,
Буду век тебе слуга!
Сможешь? Нет ли»? – Ведьма зло
Вдруг захохотала:
«Я, бывало, из гробов
Мертвых поднимала,
Приготовь-ка молодец
Свой к осмотру кладенец.
Дело мы исправим враз,
На тебе ж, Ванюша, сглаз».
Через час здоров Иван
Так, что с ним хоть на таран,
Хоть иди на абордаж,
Как был счастлив Ваня наш!
Ведьму стал благодарить:
«Чем тебе мне отслужить?
Пред тобой, как пес, стою
И лишь жду приказа.
Хочешь, змею раскрою
Все три рожи сразу?
Иль как трость, сломаю шею
Злому ворогу Кощею?
Или…» Ведьма прервала:
«На подобные дела
Не пригоден ты, Ванюша,
Не губи напрасно душу
Глупой удалью пустой.
У тебя есть дар другой.
Дар воистину волшебный –
Услужи старушке бедной».
Рот раскрыв, застыл Иван,
Как из камня истукан.
Ведьма молвит: «Мне не дивно
То, что я тебе противна.
Но мне стоит на водицу
Лишь немного пошептать,
Раскрасавицей девицей
Пред тобой могу предстать.
Иль – клянусь дремучим лесом,
Обернусь я вмиг принцессой,
Или кем прикажешь стать?
Бабья доля – угождать
Мужику в дому, в постели.
Соглашайся, друг, не медли.
Я всю жизнь тебя ждала –
Конного ли, пешего,
Молодость свою прожгла
С импотентом лешим».
Свет Ванюше стал не мил,
Он от горя чуть не взвыл:
«Вот ведь подлость без прикрас,
Что же делать стану я:
Откажусь – так ведьма враз
Все вернет по-старому».
И пока гадал Иван,
Пал в лесу густой туман,
Глядь, сквозь прядь косматых туч
К земле рвется солнца луч,
Дымка пред ним стелется,
Смотрит Ваня – что за черт! –
Его за руку берет
Нежно красна девица.
Как у них сложилось дело,
Ваня помнит смутно,
Но неделя пролетала,
Как одна минута.
…Ехал Ваня наш домой:
Жеребец под ним донской,
За спиной бряцает звонко
С чистым золотом котомка,
Серебром расшита сбруя,
В бляхах золотых узда.
На лихом коне гарцуя
Без особого труда,
Покрыл в месяц расстоянье
Он трехлетнего скитанья.
На порог, спешит к невесте,
Глядь – а на хозяйском месте
Сидит подлый пилигрим
Проходимец Никодим.
Тут уж Ваня честь по чести
Хотел в ухо дать невесте,
Но, как князь, был разодет –
Не позволил этикет.
Лишь немного поволочил
Никодима по двору,
И брады седые клочья
Полетели по ветру.
И неверную невесту
Тотчас выгнал со двора –
В общем-то, на этом месте
Сказку мне кончать пора.
И какой-нибудь Зоил
Спросит меня верно:
«Сказку в целом ты скроил,
А конец прескверный.
Ты же весь сюжет размыл,
Так закончив странно,
Что ж ты, братец, не женил
Своего Ивана?»
Я по простоте своей
С каждым стану спорить
И кричать: «Я не злодей,
Чтоб женить героя».
Я даю ему свободу,
Что превыше всех щедрот.
Вышел родом из народа –
Пусть идет опять в народ,
Пусть гуляет молодец –
Тут и сказочке конец. |
