Почти пять дней, Уайта превзойдя,
тоскливый дождь играл на нервах блюзы.
И не было спасенья от дождя.
Открыты настежь были в небе шлюзы
холодной неприветливой реки.
И сыпались унылые аккорды
по кровле жестяной, как медяки,
то пианиссимо, то меццо-форте.
И с вечера до самого утра,
и каждый день я эти блюзы слышал.
И так случилось, что у нас вчера
скоропостижно прохудилась крыша…
И в спальню блюз пожаловал ко мне!
Закапали в постель стаккато-слёзы…
Я находился в тот момент во сне.
Я видел снег и ощущал морозы…
Мне грезились позёмка, санный путь;
я слышал Сноуи Уайта блюзы;
и мне хотелось горестно вздохнуть
при виде сухостойной кукурузы.
Неубранное поле… Нет, поля!
как в погребальном саване из снега.
Уснувшая замёрзшая земля,
и нет следов зверей и человеков…
…И снова непреклонный кантри-блюз
звучит в квартире неумолчным стуком.
Когда же небеса закроют шлюз?
Откроют путь хмельным певучим вьюгам?
Likin M
Мне снилось сорго в сильный сухостой,
А в суховей маис у светлой хаты.
И вдруг во сне - лирический отстой -
Я услыхал но темечку стаккато.
Не в руку сон. Сменился весь пейзаж.
Я у волны сидел на камне склизском.
Из хлопьев пен и чаек ералаш.
Да облака, сгустившиеся низко.
Короче, мне хватило ерунды,
Чтоб обмануться с собственной природой.
Ну нафига я на ночь пил воды
И испытал канфуз такого рода!
А было просто. Струями секла
По крыше дома низенькая туча.
А крыша вдруг взяла и потекла.
И камертон сыграл не надо лучше.
И вот проснулся, стих себе пишу,
Про сушь и гладь и даже меццо-форте.
И параллельно простыни сушу.
И посылаю блюз осенний к черту.
Rocktime
Приснилась мне брюссельская капуста
в забытых богом и людьми полях.
Вся высохла! Вчистую! Стало пусто
в душе и в ней же поселился страх.
Проклятый суховей! Ты выпил соки
из всех кочанчиков и иссушил листву.
Вот раньше видел я грузопотоки
с капустой вкусной прямиком в Москву!
Вслед за капустою и тополя
засохли… Всюду чёрные скелеты.
Во сне я видел, как напала тля
на бедные деревья… Мне, поэту,
создать про это захотелось стих.
Про стыд-канфуз такой. На камне склизском,
присев, узрел голодных журавлих
(одну из них я угостил ириской,
но птица горделивою была –
к поэту нагло повернулась задом),
и Муза, к сожаленью, не пришла.
Её, увы, не оказалось рядом…
И я пошёл, куда глядят глаза,
по указателю пешком в Сарапул.
Из низкой тучи дождь унылый капал.
Расщедрились на влагу небеса!
|
