Октябрь золотоносен, а листопад – к бессоннице.
Ах, плакальщица-осень, пора б и успокоиться!
А я - в окне, как в раме - без слёз гляжу на улицу,
Пластинкой старой память всё крутится и крутится...
Музей своей «Жар-птицы» он создавал так радостно -
Вот я – одна в ста лицах – на фото в разных ракурсах.
Портреты по квартире – на стенах и на тумбочках.
– Не сотвори кумира! – Но я попалась, дурочка.
И разливалась нежность всё шире и безбрежнее.
Я в зеркале всё реже себя искала прежнюю -
Счастливая как будто, и всюду я – иконами…
Но вдруг в одну минуту он, ревностью наполненный,
Порвал все «экспонаты» музея злополучного.
В чём фото виноваты? Зачем? Ударил лучше бы!
Потом сжигал, бесстыжий, свои «святыни» смятые.
И до сих пор я вижу себя, огнём объятую...
Пластинка заедает,
Как будто память подшофе…
Давно ему чужая -
С момента
А у т о д а ф е.
|
, слышит:
Ну ей Богу, людям делать нечего.
Финал немного слабее основного стиха получился. Но такое бывает.