Он хочет прозябать и уходить под корень,
Он хочет сделать так, как благоволит его совесть,
Он пуст, несовершенен вовсе,
Он хочет под землю́ и вовсе,
Лишь гнить и быть едой,
Лишь тьму осознавать,
Лишь стать ужасной судьбою,
Лишь постепенно увядать.
Так вот, забыл, о чём я,
О том, что есть варианты в голове,
Он может стать и зыбкой сажей,
Что по ветру развеет грязь,
А может жить неспешной скукой
И постоянно умирать,
Лишь в голове, лишь с полуслова,
Он оживётся на кресте,
Выкинет сажу, порох в голове,
Венец сломает, чтоб не пудрили мозги,
Красиво засияет, на минуту от тоски...
Упал навзничь, вибраций нету,
Он существует лишь в сети,
И в жизни будто его нет,
И в мир не может он прийти.
Пустее всех живых и в правду,
Но грань он держит позади,
То мрак, то свет играет томно,
Он всё не мог себя найти.
Пустой, разбитый, как графин, нетронутый судьбою, он умирал, лишь от тоски смотрел он за собою, он существует, только где — никто не знает, он говорит, но кто сказал, что он не умирает, а смерть идёт и метит, сквозь экран, сознание лишь ускользает, не человек и не бездыханное тело, но стоит в пустоте, стакан вакантный, никто не льёт в него воды, любую жидкость он не примет, такой вот он, некто, кто в коридоре тёмном не видит зарю, не зная, как найти и отыскать, приляжет на полу, в надежде не проснуться, или коль сон, то пусть пройдёт, закончим и на этом, лишь дремлет темнота... |
