Он говорил уверенно и чётко,
Акценты ставил. Это он умел!
И ни намёка, ни фальшивой нотки...
Лишь посмотреть он им в глаза не смел.
А как-то нарочито зорко глядя
В неведомую "цель" поверх голов,
Всё про себя твердил он: "Эх, ты, дядя..."
А вслух при этом лил потоки слов.
Ему внимал остаток батареи -
Десяток раненых, контуженных солдат.
Не то, что преданно... доверчиво скорее,
Хоть обречённости был полон каждый взгляд.
Он им вещал о доблести и чести,
О верности Отчизне и себе,
О ярости святой и лютой мести,
О двух смертях и что-то о судьбе.
Ругал врагов презрительно-небрежно,
Сулил почёт, победу предрекал,
Что хоть и далека, но неизбежна...
И думал: "Неизбежно далека..."
Он уверял, водя рукой по стенам,
Что, вот, они - последний их оплот.
Стращал расплатой и пугал их пленом,
Бодрил, мол, может, помощь подойдёт...
Он знал один, что скоро эти плиты,
Как карточные домики падут,
Разрушенные взрывом динамита,
Что был заложен в катакомбах тут.
И трёп ведя о верности Отчизне,
О чести, о судьбе, он знал и то,
Что с багажом на две счастливых жизни
В укромном месте ждёт его авто.
Когда очередей раздались трески,
И заблестели вспышки тут и там,
Он, времени не тратя, бросил резко
Короткую команду: "По местам!"
Они пустились выполнять задание,
Десяток раненых, измученных калек.
Он уходил - лицо в майорском звании,
Навек лишаясь званья "человек".
|
Аж сердце заболело.
Спасибо, Пол!