За окнами осень и слякоть,
и дождь поливает с утра.
– Мне хочется лечь и поплакать, –
сказала, придя со двора,
Она, плащ устало снимая, –
мне хочется погоревать…
– Стряслось что-то?
– Даже не знаю…
И молча легла на кровать.
Как слёзы, хрустальные капли
блестели на мокрых щеках.
– Дай пальчики!
Знаю, озябли;
погрею их в тёплых руках.
Плакучая грусть потаённо
ресницами затенена.
Безрадостно и удручённо
в полвздоха вздохнула Она.
Укрыл я Её мягким пледом
и тихо сказал: – Не грусти…
Печали предмет мне неведом,
но ты всё-всё-всё мне прости…
Сама же пока баю-баю,
ну, баюшки, значит, баю…
Другой колыбельной не знаю –
что выучил, то и пою…
|
По-моему, Алёну не Шаламину надо благодарить, а Апину...