Зимние сумерки. Мойка, 12.
Замер в предчувствии весь Петербург,
Линия жизни грозит оборваться,
Впал в забытьё Александр от мук.
Чудилось гению странное что-то,
Думалось мрачно, что жизнь – не пикник,
И показалось тогда сквозь дремоту,
Что силуэт в изголовье возник.
Гость, подхватив, как пушинку, больного,
Тенью скользнул в приоткрытый портал,
И, вместе с ношей бесценною, снова
В будущий век, словно в сказку, попал.
Весть пронеслась по центральной больнице,
«Это же Пушкин!», - присвистнул медбрат,
«Анестезию готовьте, сестрицы!», -
Гений не понял, о чём говорят.
Будто с небес: «Оперируем. Тише!
Пушкин, не бойтесь. Дышать через нос».
Мир провалился в бездонную нишу
Вместе с загадочным словом «наркоз»…
…Мойка, 12. Жена у постели
В полном смятении. Саша исчез.
Может, и не было вовсе дуэли?
Или в тот день промахнулся Дантес?
Меряет нервно квартиру шагами,
Слёзы срываются с бледной щеки,
Сердце трепещет в преддверии драмы…
Вот он! Вернулся! Объятья крепки!
Сразу к столу. Приготовил бумагу,
Свечи, чернила с гусиным пером!
«Нет, дорогая, я после прилягу,
Прежде - стихи, остальное - потом».
Полнились новыми книгами полки,
Пушкин трудился еще много лет!
Что за фантазия?! Но втихомолку
Мне со стены улыбнулся поэт.
|
