Я давно не жив, но ещё не мёртв.
В голове застрял междусмертный рёв.
Под закрытым веком – кровавый ком,
над открытым – душный могильный дом.
Между пальцев плавится чернота.
Я ногтями в кожу – но боль не та.
Я зубами в губы до раны –
пусть.
/ хоть бы раз ещё ощутить укус /
В тёмном небе скалится хитрый Бог.
Я хотел к нему – но взлететь не смог.
Я тянулся сердцем, умом, душой.
Он смеётся: «Поздно ко мне пришёл».
Напрягаю целый последний глаз –
там бегут картинки про первый раз –
про любовь,
и страсть,
и надрывный вой.
Я взываю: «Господи, я весь твой!»
/ только тело держит меня внутри –
проживает тот же тягучий трип /
Терпкий запах гнили щекочет нос.
Прошлый опыт в память корнями врос –
искажённый образ чужой беды:
переулки, подполы и мосты,
отблеск бритвы,
крики пугливых жертв –
молодых ублюдков и глупых стерв.
/ чёрт возьми, а было неплохо ведь /
Только всё равно я хочу взлететь.
«Был всегда тобою одним храним –
Бог, не ты ли сделал меня таким?
Эта жажда – мощная, как стояк –
но проходит быстро –
ты знаешь, как».
Тихий голос снизу – из-под земли.
«Никогда, ты слышишь, я не был с Ним!»
Бог считает весь этот сюр смешным –
может быть, я в чём-то согласен с ним.
Я поверил в то, что Инферно есть.
«Но тогда оставь меня просто здесь.
Затаюсь в прокля́том гробу навек.
Буду слушать твой равнодушный смех.
И, возможно, позже –
в конце концов –
Ты себя признаешь моим Отцом». |
