Толи песнь муэдзина,
толи нищих размеренный стон,
потревожили сон,
и разрушив иллюзий реальность,
окунули как в прорубь,
в гнетущую жизнь за окном,
в суету переулков, и пряную многоканальность.
Задыхаясь от гари
и пыли столичный сержант,
сделав вдох и глоток
опалённой гортанью и мозгом,
"дал добро" и автобус пошёл
в Гулистан как в десант,
я спешу всё успеть
и отход, а не то будет поздно.
И не веря себе,
и не веря открытым глазам,
продираясь сквозь крючья перстов,
огрызаясь без страсти,
проклиная судьбу
и цветистый Бенгальский бедлам,
залезаю во чрево
автобусной огненной пасти.
Мы отходим без шума
по курсу сверяя итог,
каждый ищет своё,
в этом мире сквозь тернии к звёздам,
лишь мельканье весёлых
кибиток вдоль узких дорог,
возвращает к "баранам"
в реальность к обыденной прозе.
Нет, не думайте я
не молю, не ропщу, не кляну!
Я не верю в судьбу,
а тем паче не верю в заклятье.
Муэдзин за окном
возгласив, опрокинул луну,
ночь взяла меня в плен,
молча стиснув немые объятья.
Здесь не ведая жалости,
словно отдельный ломоть,
каждый сам по себе
зачерствел покрываясь грибками,
но приходит четверг
и душой обретается плоть,
и в едином порыве
сдвигаются к центру стаканы.
Но я знаю, что скоро
турбины с надрывом взревут
и меня, распластавшие
крылья стальные,
на себе на всегда
из чужой суеты унесут,
Там, где Волга течёт
Там мой дом, там Россия.
|