В природе другие наметились крены.
Душевного праздника нет.
Глиссандо шутих заглушают сирены
средь прочих январских сует.
Обрыдшая морось не тянет в нирвану.
Фальшивит души парафраз.
Январь наступил…
ну, конечно, по плану
(сейчас всё по плану у нас).
Смеркается жизнь,
хоть и протуберанцем
подвспыхиваю в кутерьме.
Отдали без слов позолоты с багрянцем
флажок эстафетный зиме
и та понеслась новогодним драконом
в тот мир, где из злобы прорех
приходит реальность,
где крики со стоном
слышны много чаще, чем смех.
Как пир в час чумы повыстреливал браво
бесовский угарный салют.
Видать, кто не там, видит полное право
кубрить вместо тех, кто не тут.
На это нет слов!
А найди-ка слова ты,
когда мысли вон так и прут,
что те, кто не там, уткнут лица в салаты,
а в мёрзлую твердь – кто не тут.
Сегодня не струи холодного душа,
не мутный рассольчик,
а дрон,
каноны и дани традиций все руша,
снимает похмелья синдром.
Но, вылив бальзам на душевные ранки,
я вдруг разомлею чуток –
впав в детство, увижу скрипящие санки,
разбитую клюшку, каток,
надутые вьюгой сугробы на хате,
озябших котов на дровах,
шубейку на маме, вальнушки на бате,
себя на коньках-снегурках…
В синице в окошке под мжицы изливы
проглянулся мне оберег,
а значит, кто тут и кто там будут живы
и снова идти будет снег
податливо-мягкий и кипельно-белый,
как пенки в парном молоке
и радовать будет,
и вечное сеять,
и таять…
и таять…
в руке
|