Был полдень, как вечер, и дождик стеною,
Продрогли машины на площади стоя.
Ни вправо, ни влево на два километра,
Клаксоны аккордами выли концерты.
В небыстром ряду, аккуратно, на стопе,
Мотором урчал цвета мокрого опель.
Так, опель, как опель: две фары, две дверцы,
Внутри тоже два – два испуганных сердца.
Она вся в сюжете – тут дети, там внуки,
Он молча глядел, как усталые руки,
Не могут найти ни покоя, ни места,
Слова провожая беспомощным жестом.
И мысль его мучила, до наважденья,
Их встреча – ловушка, судьба, приключенье?
«Лаврадио» пело сто два килогерца.
О главном молчали два сдержанных сердца.
В некрупной машине словам стало тесно,
Слова, как обычно, не все были честны…
Две лжи, две судьбы, две тоски, две печали,
Во что-то, знакомое с детства, играли.
-- Ты веришь? -- Не верю! – А любишь? – Не знаю…
-- Давно в одиночку? – Уже привыкаю…
-- Живу для себя! -- Даже кошке нет места?
Два глупых, сырых, недоученных текста.
А дальше пусть пауза скромною будет.
Звонок телефонный их рано разбудит:
-- Что, доченька? Время? Прости, я забыла…
-- Температура? Бегу, что есть силы!..
-- Где сумка? — Вот кофе! -- Прости, но не вместе!
-- С утра не звонить? – Да! Ключи не на месте!
Перила, ступеньки, пружинная дверь,
Мотор зарычал, как некормленый зверь.
Прошло полчаса или час... Да не важно,
Она выжимала цилиндры отважно.
Он хмуро и долго курил на балконе,
Неновой квартиры в неблизком районе.
Бил золушкин колокол, громко и ясно,
Нет веры словам, обещанья напрасны.
Хотелось вернуть, отогреть, разреветься,
Прибрать и скорей заселить своё сердце…
Два на два, как кухонька в пятиэтажке,
Кого туда пустишь? Букашку? Дворняжку?
Вся спальня со шкаф, и курю на балконе!
Сердца одноместные в спальном районе.
В груди как-то тянет и рюмку не допил.
У каменных львов стыл заплаканный опель.
Как в горле горит! Обойдусь без инъекций!..
Кричали от боли два раненных сердца.
Родным сообщили? Дом пять, Тихорецкий!
Инфаркт стал моложе – вот тема для лекций.
|
И проза и поэзия переплелись в причудливый узор.
В саму ЖИЗНЬ.