Сюжет банален: в нём восточной страсти суть. Напротив – дама соблазнительного вида.
В тисках объятий декольте томится грудь – запал к тротилу неликвидного либидо.
Запретный плод сорвав вкусить - соблазн велик. Настал момент – лишён сомнений и не каясь,
проснулся в дерзком горце основной инстинкт, от смысла здравого цепей освобождаясь.
Просчитан каждый шаг: цветы, коньяк, постель. Непререкаема стратегия соблазна.
Но, ял либидо сел на интеллекта мель… застрял в научной философии Саргассах.
Он ничего не смыслил в зодчестве химер. Хоть грудь призывна и волнующе упруга ,
не взял Марлон Брандо языковой барьер, того не зная, как исчислить площадь круга.
Под взглядом дамы извивался он угрём и нервно ёрзал на поюзанном сиденье,
но, Дон Жуан не знал конвенции Монтрё, природы сна и расшифровки сновидений.
С Моне и Рубенса талантом не знаком, дантиста путая в невежестве с Дантесом,
он был ландскнехтом из когорты дураков, в простонародье – титулованным балбесом.
Краснел, бледнел, слеза катилась из – под век, но, расщеплял нейтроны половой реактор.
Он напоследок побожился "I'll be back", сгорая в страсти, как в плавильне Терминатор.
Орешек знаний был не шибко по зубам: Декарт, Аврелий, Пифагор… Какие суки…
Но, Рафаил, вздохнув, его коснулся лба, благословив на продвижение в науке.
Согнал с обжитых мест невежества химер, светильник разума зажёг во чреве мрака.
И он в поход крестовый, словно тамплиер, в страну ушёл манер высоких, слов и знаков.
Ветрам невежества пошёл наперекор и, разбираясь в геометрии законе,
познал, что древний грек – зануда Пифагор ходил не в джинсах, а в потрёпанном хитоне.
Перевоспитанный ветрами перемен… Ему отныне не страшны любые мели:
всегда готов замолвить слово Диоген и поддержать беседы градус Марк Аврелий.
Уткнувшись взором в пламенеющий закат с очередною пышногрудою подругой,
готов на зуб ответить, что «пи эр квадрат» с прадавних лет определяет площадь круга.
Я настоятельно прошу не счесть за бред мои слова, не принять за нравоучение.
Вот, вы твердите, что реально толку нет от эманаций сексуального влечения.
А ведь инстинкт животный, впрямь, не ерунда: он пробуждает в нас возвышенные чувства
и мы берём в тиски осады города, и сотрясаем мир шедеврами искусства.
Я под таран сомнений заложу тротил, на пораженье оппонентов обрекая:
поэтом не был бы я, если б не любил и жил, влеченья сексуального не зная.
Пускай парируют, что, дескать, это грязь, а я, воспользовавшись истины моментом,
бокал вина позволю за взаимосвязь святого с грешным и либидо с интеллектом. |
