Всё предсказуемо, закономерно, шаблонно.
Ореховый Спас пережить – и накроет волной
маразма осенней строки: заведут пустозвоны
по августу реквием, подняв пронзительный вой.
Соткут панихиду по лету и бухнутся в ноги
мадам Полигимнии, дескать, очнись, вдохнови!
И склеивать рифмами косноязычные слоги
начнут, признаваясь распутнице рыжей в любви.
Размазывать чувственно скорбные сопли в тетрадях,
потоки неискренних слёз растирать по щекам,
иметь лето спереди и нахлобучивать сзади,
до талого выжмут и дать не забудут пинка.
Нацепят на спины ленивые школьники ранцы –
по следу Страшилы, искать легендарную Оз…
А эти затянут про лист в позолоте с багрянцем,
под ливневый бит, приглушённый перкуссией гроз.
Воистину, возраст и пол не имеют значенья.
Вангую – всех ждёт пандемия осенней тоски,
где рифмы – суть гомеопатия, самолеченье
монахов, сознание заперших в осени скит.
И я причащусь от души приворотного зелья,
зальюсь до пьяна, до икоты, до юрких чертей.
Ужель для меня не отыщется крохотной кельи
и места не хватит на многоэтажном кресте.
Хранитель традиций, подвластный природы законам,
в раскисший захват колеи попаду колесом:
я вороном каркну сердито на эту икону
и взвою луною помеченным брошенным псом.
Я – крайний. Увы, не последний и, к счастью, не первый,
кто проклят, укушен, привит, заражён, заклеймён.
Я крою по матери рыжеволосую стерву,
но мощи свои волоку на сентябрьский перрон.
Притрушен отвергнутых листьев сезонною данью,
он ждёт монотонно стучащий осенний экспресс…
Ждёт времени «икс» переполненный зал ожиданья.
И золото брызжет с лазурной эмали небес. |
