Июльского зноя ночного жесток кессон.
Под кожей вспухает от нервного пульса вена.
Мне кажется, быть мне обычным бродячим псом,
когда вынут душу из тела земного плена.
Мне будет начислена горстка собачьих лет
и стану судьбою я схож с мертвецом на рее.
Отметиной прошлого станет заметный след,
объятий ошейника страстных тугих на шее.
Старуха – судьба… Одинока, слепа, горба…
Срослись в симбиозе с мобильным девайсом нервы.
В ошейнике многие видят печать раба.
Я вижу доверия метку, любовь и верность.
Отпущено времени мало. Часы спешат.
По окнам внезапного ливня потоки – змеи.
Беснуется ливень, а мне тяжело дышать.
Как будто ошейник сдавил мёртвым хватом шею.
Я рвусь к ней одной, словно сон потерявший пёс.
Натянута цепь обстоятельств струной до звона.
Встречаю я каждую ночь, как мертвец погост,
любимой дыша, словно силой молитв икона.
Мне дорог ошейник, пускай видят в нём петлю.
Пусть сипнет, теряясь в затянутых связках, слово -
я буду хрипеть эту мантру, пока люблю,
счастливым себя ощущая, покуда скован. |
