. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Если б глупый Колобок не пошёл гулять в лесок, не дразнил лесных зверей, а дорогой шёл своей, может эту сказку вам он рассказывал бы сам… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . (Александр Ченин)
Сказочка о Колобке
(на новый лад)
Жили-были дедка с бабкой в деревушке за леском, –
спали крепко, ели сладко гречу с маслом и бекон...
Дед на мельнице трудился, сторожил мешки с мукой,
вот однажды исхитрился и один припёр домой...
Бабка тут же встала в позу: "Да с фига́ мне канитель?!
Хоть с щепотью, хошь с обозом, мне с муко́й возиться лень!"
Но дедок не лыком шитый — вмиг старуху осадил:
"Вспомни, старая, корыто, – как я с рыбкой колготи́л?!
Как из кожи лез во благо, словно моль в карман пальто, –
с энтих пор в спине люмба́го!.. Я добытчик — а́ли кто?!
На мозоль слюной не капай! А чеши-ка в погребок,
ссыпь муку в сусе́к, растяпа, да сваргань мне Колобок!"
Та сползла, кряхтя, с печи́ — вот пристал же дуралей! –
знать под нос себе ворчит: "Чтоб ты, старый, околел..."
Бросив в миску пару жме́ней дедом стибренной муки,
стала мять, как на пельмени, тесто — вяло — в полруки.
Так, мол, эдак, суд да дело — сунув про́твень для хлебов,
бабка с гордостью расселась: ком из теста был готов!
…Дед, с утра придя с работы, бабку к завтраку зовёт:
на столе паштет и шпроты, две сардельки и компот,
Колобок на солнце не́жит свой румяненький бочок, –
дед довольный репу чешет: с виду, вроде как, — ничё…
Взяв кругляш рукой хозяйской, надкусил его слегка —
хрясь! — от сахарного я́ства треснул зуб у мужика!
Взвыв надсадно: "Мне — хана́!" – в стиле сцен драматургии
он швырнул в проём окна сей шедевр кулинарии.
Бабка, шпротину жуя, стала ржать, что та кобыла, —
вот така́ у них семья!.. Дед рыдал, – частенько было...
Колобок меж тем в кустах пу́чил глаз недоумённо,
вдруг понёсся впопыхах вдоль тропиночки... по склону.
Так попал он в тёмный лес полный жуткого коварства,
на пенёк замшелый влез — обозреть лесное царство, –
кто-то ка́шлянул натужно из чапыжника напротив,
Колоб сжался малодушно, будто кот он и нашко́дил...
Издавал тот звук гортанный местный голосистый птах
Соловейко — певчий ранний. Был напрасным липкий страх.
— Ты откуда, ком с глазами? Леший штоль тебя занёс? —
Соловей хрипел басами деликатный свой вопрос.
"Я — изделие из теста, – молвил Колобок в ответ. –
И ищу для жизни место в продолженье долгих лет".
— Хорошо... простыл немного, оттого слегка хриплю,
но в потре́бе, круглобокий, я, пожалуй, подсоблю.
Для начала, мил дружочек, научу тебя спева́ти —
с песней проще среди кочек и бежа́ти, и скака́ти,
и жилище подыска́ти, и умасливать фортуну, –
за ученье своё, кстати, я тебя разочек клюну…
…Уговор есть уговор — приступили к обученью,
злой судьбе наперекор наловчился Колоб в пенье.
А наставник прыг-поскок после, как прошёл ликбез,
в результате "клюва" в бок взвизгнул матом и исчез...
Колобок подпрыгнул ловко и пустился дальше вскачь,
углубясь в формулировку новой песни, как рифмач.
Долго ль, кратко — песнь готова. Правда — лёгок стал и путь!
Вот что значит сила слова — точно до́лжно фартануть!
Под берёзкою в тени отдохнуть решил бродяжка, –
хоть бока его пресны́, подустал скакать бедняжка...
Развалился, как король...чу! в траве ушастый крендель —
то ли заяц, то ли кроль... Видно тот косой — трансгендер.
Хвать зубами за бочок, знать подумал: завтрак по́дан, –
вот наивный простачок! — дёрнул как из пулемёта.
Загрустил круглоголовый: что за рок, а не судьба?!
Вся приязнь их, пра́во слово, потребительски груба!
Кто-то бросил ввысь со свистом — в этот раз хоть не едят!
Слыл медведь в лесу бомбистом, в Колобке узрел снаряд.
В унисон печальной песне волк подвыл среди могил, –
было худшим то предвестье, ибо серый — некрофил…
Приземлившись на опушке, познакомился с лисой,
та балладу стала слушать и сказала со слезой:
"Лично мне претит обжорство и понятен твой экстрим:
ты такой крутой и чёрствый оттого, что нелюбим!
Жизнь рассудит вас, — короче, спи, мой сладкий голубок..." –
но во тьме тревожной но́чи всё ж впила́сь зубами в бок.
Лгунья тискала в объятьях, нынче тычет клык ему!
Через щель цедя проклятья, убралась в густую тьму...
Весь в царапинах и шрамах наш герой скатился вниз,
там в застывшей диораме поджидал его сюрприз —
это был как будто суслик, – даже, может, сурикат.
Он в общении — искусник, в дружелюбии, как брат.
Несказанно рад приблудыш за ниспосланную честь —
он один из сонма чудищ не пытался его съесть!
Колобок забыл клыки и маршрут в лесу плачевный, –
там, в овражке у реки, он обрёл покой душевный.
