Под разорванным небом наискось стояла желтая трава. Кое-где из нее торчали кости, похожие на изогнутые, причудливые музыкальные инструменты.
Тема не проявлялась. Музыки не было, но в желтой траве лежали изогнутые, причудливые музыкальные инструменты.
Ветер еще со вчерашнего тысячелетия был пьян, и поэтому никто не играл на них. Ветер отсыпался у своей любовницы Бури.
Желтая жесткая трава не шевелилась, она стояла упрямо наискось, словно была железными прутьями, которые кто-то в огромном количестве в беспорядке воткнул в землю.
Ни одного движения не было в траве вот уже много-много долгих часов, лет, веков. Цветы, которые могли расти только под музыку, давно погибли, рассыпавшись на миллиарды сухих песчинок.
Птицы оглохли от тишины и растворились в горячем нигде. Время выродилось само в себя и потерялось само в себе. И долгие часы, годы, века застопорились в четкий неподвижный миг.
Расстояние не играло роли, так как можно было видеть за многие сотни километров вверх, вниз, в стороны, внутрь одновременно. Настолько чист был горячий неподвижный состав, когда-то называвшийся воздухом.
Вдруг из желтой травы послышались звуки нестройной дикой мелодии. Музыки не было очень долго и поэтому на костях заиграли неизвестно откуда взявшиеся мыши.
Из разорванного неба через минуту ударила молния. Музыка замолчала. Кто-то великий не смог допустить, чтоб на изогнутых причудливых инструментах играли мыши.
Мыши были мертвы. И очень скоро в жесткой желтой траве появились белые изогнутые кости чем-то похожие на причудливые музыкальные инструменты.
А ВЕТЕР БЫЛ ПЬЯН ЕЩЕ ПЯТЬ ТЫСЯЧ ЛЕТ!
26.08.97 г.
|