Предисловие: Как много в этом мире говорится
О душах, подвигах, грехах и искупленьях.
И кажется, что новых слов не сыщешь -
Все сказано, повторено стократно,
Записано в десятках древних свитков,
Книг, фолиантов, писем, альманахов.
Ну что ж, тогда прошу - вы строго не судите
Меня, дерзнувшего себя назвать Поэтом,
За то, что мне придется повториться.
Итак, начнем. Тот мир, что здесь представлен,
Является, по сути, отраженьем
Реальных воплощений мирозданья,
Хоть он и не лишен чудесных черт,
Присущих порождениям фантазий,
А не реальным людям и событьям.
Италия. Эпоха Реннесанса.
Винченцио Дотторе - наш герой.
Потомок знатнейшего рода. Молод. Дерзок.
Все остальное вы поймете чуть попозже.
Итак, добро пожаловать... Антонио:
Скажи мне,о мой милый друг Винченцо
Зачем и почему средь всех грехов,
Так яростно Конклавцами гонимых,
Но ими же тайком и воплотимых
Есть тот,который я зову покоем?
О да, имею я в виду самоубийство.
Винченцо:
Мой друг, к чему такие речи?
Негоже сану твоему так думать.
И говорить о том небезопасно.
У стен повсюду есть глаза и уши
Антонио:
Услышат? Ну и пусть! Так даже лучше!
Устал,устал... И ни во что не верю.
Ни в вере,ни в вине мне нет покоя!
Уже который день кривя душою
Я прохожу в Сокрытые Палаты.
Винченцо:
То люди все считают высшей честью.
Немногие достойны этой доли.
Антонио:
Те, кто достоин — все давно святые.
Им дела нетдо наших измерений.
Их мелкие все наши измышленья
Нисколько,я уверен, не тревожат.
Винченцо:
Остынь, мой друг.
Я вижу — ты измучен.
Усталый взор твой трогает мне душу,
В нем скорбь души соседствует со злостью.
Неужто весь наш свет тебе не нужен?
Антонио:
От света здесь давно одно названье.
Ни церковь,ни кабак — ничто не свято.
И я давно считаю наказаньем
Все, что толпа зовет великой честью.
Винченцо:
Ну что же ты? Как можно? Успокойся.
Негоже так духовнику браниться.
Мне даже показалось, что глаголет
В твоей личине затаенный демон
Антонио:
Ты слишком молод, славный друг Винченцо.
Я даже мыслей не имею против тебя иль твоего семейства,
Чета Дотторе издревле служила
Всем эталоном чести и признанья,
И пусть ничто не прозвучит упреком,
Но все же яскажу — ты слишком молод.
Прошу тебя,сумей в меня поверить.
Пойми, что я совсем не одержимый,
А лишь уставший от бессчетных прений
С самим собой и с бестелесным духом,
Что в книгах мира эйдосом зовется.
Тот эйдос есть душа у человека.
И я тебе скажу предельно честно,
Что нет судьи честней и непреклонней,
Чем собственная совесть.
И я уже давно приговорен.
Винченцо:
К чему? И кем? Неужто к лютой смерти
Твоя душа тебя приговорила?
Не верю,что в тебе найдется сила
Обречь себя на вечные страданья.
Антонио:
Священный сан мой — вот клеймо страданий.
Прошу,избавь меня от этой ноши,
И сам увидишь, что на самом деле
Скрывается за лабиринтом Храма
Винченцо:
Но как же...
Антонио:
Ни о чем небеспокойся.
Конклав все знает о моих страданьях.
Еще сегодня утром я подбросил
Конклаву свиток глубочайших извинений,
Просил простить меня за злые мысли,
Да и тебя за нужное убийство.
Винченцо:
Меня?Неужто ты себе позволил
Меня вписать в проклятые убийцы?
Не друг ты больше мне, а враг, предатель.
Вы в храме все лжецы и проходимцы!
Вот мой кинжал — но не своей рукою
Его вонзаю я, и пусть мои ладони
Не запятнают капли черной крови.
И пусть дарует Черт тебе прощенье.
Антонио:
Я знал, что ты поймешь, о чем я мыслю.
Прости меня за то, что обрекаю
На вечные гоненья и изгнанье.
Так было нужно. Все тебе воздастся
Законность совести, клянусь, восторжествует.
А что же я?Я тихо умираю.
Мечтал. И получил.
О как же я хотел бы отдаться дьяволу и телом и душою,
Лишь для того, чтоб уничтожить Комиссара,
И всех, кто дерзостью своею обладая,
Себе позволил называться Храмом. |
|