ПЕРСЕФОНА-СТРАННИЦА

ПЕРСЕФОНА-СТРАННИЦА
Луиза Глюк, р. 1943

В первой версии мифа, Персефону
Аид похитил её у матери
и богиня земли Деметра
наказала за это беззаботную землю зимой – что вполне соответствует
нашему знанию о человеческом поведении:

люди тоже находят глубочайшее удовлетворение,
причиняя зло другим – в частности,
даже бессознательно.

Можно назвать такое поведение
инстинктивным сопротивлением Создателю.

Первоначальное пребывание
Персефоны в аду по-прежнему
дебатируется различными исследователями,
которые обсуждают возникшие при этом
мысли и чувства у девственницы:

сопротивлялась ли она насилию,
или Аид опоил её зельем
взял её против её воли,
как это часто случается и с современными девушками?

Хорошо известно, что с возращением любимой дочери
у матери не прошло
ощущение утраты: Персефона

вернулась домой
с пятнами клюквенного сока на одеждах,
как это описывается у Готорна.

Я не уверена стоит ли в данной ситуации
использовать слово «до»: разве земля является
домом для Персефоны? Скорее, она дома
в постели с Аидом. Но разве
назовёшь своим домом царство мёртвых?
Персефона – это вечная странница,
экзистенциальная реплика
её матери, правда, не столь поражённая
идеей строгой причинности.

Читатель знает, что ему не обязательно
должны нравиться все действующие лица мифов.
Персонажи это не люди.
Они всего лишь различные аспекты дилеммы, или мифологического конфликта.

Так как личность состоит из трёх частей:
эго, суперэго и подсознания, то, соответственно,

существуют и три части известного нам мира:
некая схема, отделяющая
небеса от земли и ада.

Можно задаться вопросом:
где же это всё происходит на самом деле?

По сути, забывается сам факт,
что Персефона была обесчещения -

ведь обесчещение происходило не на земле; описание
диких холодных ветров даёт основание
полагать, что Персефона лишилась девственности в аду.
В отличие от нас, она не понимает,
что такое зима – она только понимает,
что она явилась её причиной.

Когда же она оказывается в постели с Аидом,
какие чувства обуревают ею:
скована ли она страхом? Или же
её мысли и чувства
полностью блокированы?

Персефона хорошо знает, что её мать
правит на земле, это понятно из текста.
Но она также понимает, что её
больше не будут называть девушкой.
В отношении лишения свободы,
она верит, что она
пленница, так как она дочь своей матери.

Вся её дальнейшая жизнь состоит теперь
из регулярных и ужасных встреч с матерью после разлуки.
Когда стремление к искуплению становится
хроническим, ожесточённым, не вам выбирать,
как вам жить. Вы ведь не живёте -
вам не разрешается умереть.

Вы дрейфуете между землей и смертью,
которые вам теперь кажутся
веьма похожими. Исследователи пишут,

что нет смысла пытаться понять чего тебе хочется
в тот момент, когда различные силы, сражающиеся за твою душу,
могут вот-вот погубить тебя.

Суть полного забытья,
суть ощущения безопасности,

пишут они, в том
что в человечаской душе существует водораздел,
так она создана не полностью
принадлежащей земле. Земля

всё время требует от нас отрицать существование этого водораздела,
и угроза эта подаётся в виде намёка -
мы видим,
что повествование о Персефоне
должно пониматься

как аргумент в споре между матерью и её любовником -
где дочка не более чем кусок соблазнительной плоти.

Когда Персефона вплотную сталкивается со смертью,
смерть уже не кажется ей однообразным лугом, лишённым ромашек.
Но внезапно она больше не поёт песен
своего девичества
о красоте и плодородии
своей матери. Там, где проходит водораздел,
происходит раскол в её сознании.

Песни о земле,
воспевающие мистическое видение вечной жизни,

навсегда раскололи мою душу
из-за напряжённых попыток полностью принадлежать земле.

А как поступите вы,
когда придёт пора оказаться на этом лугу наедине с богом?

2006
Черновой перевод: 14 июля 2017 года
The author of numerous collections of poetry, Louise Gluck is the recipient of many awards and served as a Chancellor for the Academy of American Poets and the Library of Congress’s poet laureate consultant in poetry.

PERSEPHONE THE WANDERER
Louise Gluck, b. 1943

In the first version, Persephone
is taken from her mother
and the goddess of the earth
punishes the earth—this is
consistent with what we know of human behavior,

that human beings take profound satisfaction
in doing harm, particularly
unconscious harm:

we may call this
negative creation.

Persephone’s initial
sojourn in hell continues to be
pawed over by scholars who dispute
the sensations of the virgin:

did she cooperate in her rape,
or was she drugged, violated against her will,
as happens so often now to modern girls.

As is well known, the return of the beloved
does not correct
the loss of the beloved: Persephone

returns home
stained with red juice like
a character in Hawthorne—

I am not certain I will
keep this word: is earth
“home” to Persephone? Is she at home, conceivably,
in the bed of the god? Is she
at home nowhere? Is she
a born wanderer, in other words
an existential
replica of her own mother, less
hamstrung by ideas of causality?

You are allowed to like
no one, you know. The characters
are not people.
They are aspects of a dilemma or conflict.

Three parts: just as the soul is divided,
ego, superego, id. Likewise

the three levels of the known world,
a kind of diagram that separates
heaven from earth from hell.

You must ask yourself:
where is it snowing?

White of forgetfulness,
of desecration—

It is snowing on earth; the cold wind says

Persephone is having sex in hell.
Unlike the rest of us, she doesn’t know
what winter is, only that
she is what causes it.

She is lying in the bed of Hades.
What is in her mind?
Is she afraid? Has something
blotted out the idea
of mind?

She does know the earth
is run by mothers, this much
is certain. She also knows
she is not what is called
a girl any longer. Regarding
incarceration, she believes

she has been a prisoner since she has been a daughter.

The terrible reunions in store for her
will take up the rest of her life.
When the passion for expiation
is chronic, fierce, you do not choose
the way you live. You do not live;
you are not allowed to die.

You drift between earth and death
which seem, finally,
strangely alike. Scholars tell us

that there is no point in knowing what you want
when the forces contending over you
could kill you.

White of forgetfulness,
white of safety—

They say
there is a rift in the human soul
which was not constructed to belong
entirely to life. Earth

asks us to deny this rift, a threat
disguised as suggestion—
as we have seen
in the tale of Persephone
which should be read

as an argument between the mother and the lover—
the daughter is just meat.

When death confronts her, she has never seen
the meadow without the daisies.
Suddenly she is no longer
singing her maidenly songs
about her mother’s
beauty and fecundity. Where
the rift is, the break is.

Song of the earth,
song of the mythic vision of eternal life—

My soul
shattered with the strain
of trying to belong to earth—

What will you do,
when it is your turn in the field with the god?