Инстанции, где пишут судьбы набело, сродни законам: лишены души.
Мы в мир приходим, истинно, как ангелы… крикливые смешные слепыши…
Такие одинаковые/разные… Жаль, милости волхвов нам не дано.
Мы жизнь вершить по-своему обязаны, там, где за нас давно всё решено.
Мир не спешит блеснуть своей изнанкою, для каждого свой личный и ничей.
Большою ложкой щедрой кормит манкою пророков и тиранов – палачей.
Одним – зелёный свет, дорога скатертью: щедра дары дающая рука.
Иным же – шорох паствы ног у паперти и звук глухой в жестянке медяка.
Кому воздать печалью, кому радостью за нас решают свыше, где-то там
и отмеряют горести и сладости различной ложкой, видно, неспроста.
Расходится народ во взглядах/мнениях насчёт напрасной траты лет и чувств.
А я привык любить без сожаления, быть может безответно, ну и пусть.
Ну, вот, не клеится… не в жилу подаяние… Пусть ненароком Бога прогневлю:
я в очередь не стану с покаянием, что не его, а Женщину люблю.
Любовью искренней – её, земную, грешную… Хлыст пустит в ход, а мне не привыкать:
на паперти у Храма Неизбежного я жажду поцелуя – медяка.
Тоннель короче, свет уже мерещится: обещанный по истеченью лет.
Но, ежедневно – новая затрещина, сгорающий в закате силуэт
земного счастья… Нити расползаются: края душевных ран не держат швы.
Болит. Но слёзы лить не полагается, пускай с Фортуной перешли на «Вы»…
Инстанции, где пишут судьбы набело, не принимают жалоб на Творца.
вот, спустят циркуляр, изменят правила – соединятся судьбы и сердца.
А до тех пор с какой скажите стати вам потрафлять, любезный визави?
Ведь на запястьях нет следов распятия немилостью изменчивой любви.
|
