То обещанье, данное зимой,
Отсрочив к марту исполнение желанья,
Горело искрой слабой, но живой,
Наполнив душу, хоть и робким, ожиданьем…
Но март прошёл три месяца назад.
И ложь здесь снова полноправная хозяйка,
В глаза смеётся, не отводит взгляд,
Как в полный штиль над грустным парусником чайка.
Скребётся в сердце горькая тоска.
Боль обречённости швыряет на колени.
Сжимает горло властная рука,
На выбор предлагая рабство иль забвенье.
|