От свечки на стене лохматый профиль.
Философ ставит точку, бормоча:
— Конец. Но кто, не сам ли Мефестофель
Возьмется слушать труд мой по ночам?
Где взять мишень, куда пущу я стрелы
Отточенных пронзительных словес?
Вдруг дым объял свечу. Запахло серой.
И в комнату шагнул рогатый бес.
— Ну, нет, — промолвил дух. – Меня из ряда
Апостолов твоих, дружок, уволь.
Мне не нужна ни истина, ни правда.
Дарю совет: брось рукопись в огонь.
— Что? Книгу? Сжечь? Ужасней преступленью
В природе не отыщется пример.
Скажу секрет: Слагая сочиненье,
Я слышал голоса небесных сфер.
— Тем более. Коль труд достоин славы,
Ни пламя не возьмет его, ни тлен.
Читай, таясь, приняв людские нравы,
И уши тотчас вырастут из стен.
— Пожалуй, прав ты. Истина всевластна.
Заведуя гармонией вещей,
Допустит ли, чтоб голос сфер напрасно
Искал, ему внимающих, ушей?!
И мысли этой словно в подтвержденье
Из комнаты исчез зловонный дух.
Нависнув бородой над сочиненьем,
Философ стал читать творенье вслух.
Читал неспешно, с паузами, внятно,
Подробно разбирая каждый стих,
Иное повторяя многократно,
Чтоб слышащий всю тайну слов постиг.
Казалось, впрямь, он целится из лука,
Вот-вот, пронзит мишень его стрела.
Мудрец глядит ей вслед и видит ухо
В стене торчит. Да, ухо! Но осла.
|
