Кузнецы
Посвящается Василию Королёву,
машинисту двухтонного молота
В жизни Василия была беда,
И правда, что ходит не одна она,
Всего одна осталась у него нога,
Но не сломалась его добрая душа…
На протез немного припадая,
Бредёт он, жизнь не проклиная.
Хоть и сердце щемит порой,
Но с виду он совсем герой:
Главное, с бедой не уединиться,
А то ведь можно и сломиться…
Одним он говорил, что в авиации служил
И самолётам хвосты он заносил,
Затем страшная авария была,
И там осталась правая нога.
Другим уже другое говорил
И так же весело шутил:
- Молодые ребята, кузнецы,
Гожусь я вам в отцы,
Но, видно, молодёжь уже не та:
Одним соловом – срамота!
И так Василий заливал,
Что долго смех ещё стоял,
Был он мастер пошутить,
И шуткой не хотел он оскорбить…
А рядом с цехом дрались воробьи,
И дракой были озабочены они,
А самый чёрный воробей – наглец
В кузнице прописанный хилей…
С камнем чужую руку Василий удержал,
Этот чёрный воробей, он жизнь узнал…
- Ты бей аристократов – молодец!
Сразу видно, что доблестный боец,
Тебя все норовят за глотку взять,
Быть птицей право норовят отнять…
Трагична и комична Василия судьба,
Пусть не типична, но поучительна она.
Другие говорят, что он ходячий анекдот,
Но на месте Василия очутился б тот.
Ведь легче человека осудить,
Ещё проще – унизить и оскорбить.
На всё это не надо много ума,
А человеку жизнь всего одна дана…
И двухтонный молот послушен Василия руке,
От поковок искры гаснут вдалеке.
Точен и рассчитан его удар,
Быть машинистом тоже нужен дар…
И вот ради шутки на боёк
Ребята раскрытый ставят коробок:
Василия короткий и точный взмах –
И спичечный коробок закрыт
При все восторженных глазах…
Все спички целы как одна:
Не дрогнула у Василия рука,
Но спору не пришёл и тут конец.
Другую проверку выдумал хитрец:
Ставит на боёк бутылку из под вина,
И пробка в бутылку чуть-чуть наживлена.
Опять короткий, точный взмах,
И Василий закупорил бутылку
При всех восторженных глазах…
В старые, застольные те времена
Жизнь не казалась так сложна,
Она сытнее и веселее была:
Расскованней была рабочая душа…
Тут даже Малая земля была,
Что возле ознра красиво пролегла.
Там часто собирались кузнецы,
И там были все равны, что дети, что отцы:
Это всё одна рабочая семья,
Что только-только вышла из огня.
Но в сердце всё же теплился он,
И заливали тот огонь вином…
И здесь Василий тоже тамада,
Он был, бесспорно, им всегда…
Другой здесь разгорелся спор.
- Ты плаваешь, Василий, как топор!
И закипела его азартная душа,
На траву упала протезная нога…
Скользнул он рыбкой на гребень волн
И шустро плыл волне наперекор…
Ликовала восторженно зевак толпа,
Победа Василия явная была,
А победитель, явно, уж раскис,
Что говорить, набрались все дориз…
Василия уж очень долго одевали
И ещё дольше до дома доставляли:
Наоборот была пристёгнута нога,
Но это не смущало никого тогда,
И что Вася уж очень плохо шёл,
Зато в воде он явно не топор…
А утром на работе
Вася грозы низвергал,
Жена Клава его сразила наповал:
- Заметно меньше пить ты стал,
Что сногой и совесть потерял…
Он кувалдой звал её всегда:
Видно, тяжела была её рука,
Что ласкала кузнеца и рыбака.
- Тебе всё повод, чтоб напиться
И чтобы из дома ловко смыться,
Умеешь над женой своей глумиться…
А был Василий действительно рыбак,
И улыбкой, и душой – всегда добряк.
Мог и напиться, и уловом поделиться,
Ведь на рыбалке всё могло случиться…
А порой с ними творились чудеса:
То ливнем низвергались небеса
И трезвели рыбаки под дождём.
То одежду ловко штопали огнём,
То вместо озера в густой туман,
Вот такой оптический обман,
Они бросали спиннинги туда…
Или всё это нечистого игра.
А утром, вот была у них потеха,
Бородищу распутывал неумеха…
В мозгах уже рассеялся туман:
- Глядь, а озеро совсем не там!
Раз Василий спал в воде,
Голова его покоилась на кочке,
А после отказал ноги протез,
И товарищ на себе до дороги вёз.
Но Вася и здесь не унывал:
- Я в переделках не таких бывал,
Сразу видно, что наша техника не та,
Не сломалась бы зарубежная нога…
И что не рыбалка, то новый анекдот,
Ох, и веселится трудовой народ.
А Василий масла подливал в огонь:
- Вот такой карась сорвался,
Ну совсем что конь…
Как попёр он спиннинг, треск стоял,
Жаль, что поздно это увидал.
Да ещё немного подвела нога…
- Аж катушка горяча была!
И опять Василий на своём коньке,
Нету ему равных в русском языке…
Загибал местами круто оборот,
Только слёзы утирал трудовой народ…
Раз поломка мелкая в молоте была,
Не по вине Василия произошла она.
Не разобравшись, мастер грубо накричал,
Но не таков Василий, чтобы промолчал:
- Что ты на меня орёшь, хоть и не дурак,
У меня, быть может, рак, а ты буром прёшь!
И по цеху дальше Вася пошагал,
Только рот раскрывший мастер
Всё столбом стоял,
Он такого хода ну никак не ожидал…
Только раз Василия подвела нога,
В снег бутылка выпала прямо рукава,
И тень подозрения пала на гонца:
- Видно, Вася, лишнего выпил ты винца…
И всю зиму снег тот подрывал,
Ту бутылку злополучную всё искал.
Показалось горлышко лишь весной:
Подозрение – хуже нет вины такой!
Как ребёнок, Василий ликовал
И даже пить вина не стал.
Видно было, что душой он чист.
«Не бывает грязным даже трубочист…»
Вот такая поговорка у него была,
И была жизнью проверена она:
А другой и телом чист, и умён,
Но выеденного яйца не стоит он…
Что говорить, Василия я лично знал
И, что грешить, тоже выпивал.
Н охоте и рыбалке с ним бывал,
Веселее человека так и не встречал.
Был всегда он на виду,
Да и пережил он не одну беду,
В моей жизни Вася – светлое пятно,
А многим это, согласитесь, не дано…
Мы какую-то двуличную жизнь ведём,
И вокруг себя создаём мы ореол.
А почему бы о себе смело не сказать,
Видно, до Василия нам не дошагать…
Пишем, что народ весь в труде,
Но не пишем мы, что в беде,
Что уже измотан русский народ
И что жизнь его всё крепче жмёт…
Ну, об этом мы потом,
А сейчас о друге одном.
Умел Василий дружбой дорожить,
И для меня их трудно разделить…
Неразлучны на рыбалке и в труде,
И даже есть схожее в судьбе:
Одна осталась у Василия нога,
У Саши на работе – раздавлена рука.
Они друг без друга никуда,
Крепко их свела судьба.
Везде они друг друга дополняли
И в шутках вряд ли уступали….
Хлопочет Василий у костра,
И, видно, будет ночь черна,
А котелке уже кипит уха,
И ни разу она не была плоха…
- Давай по маленькой, не грех,
Запас мы брали на троих.
Но видно есть ещё Всевышний,
И избавил нас от Саши, от хвоста…
Но тень вдруг отделилась от куста,
И пред нами Саша вдруг предстал
И уже в руках стакан пустой держал…
Что тут такое началось,
Насмеялся я тогда до слёз,
В красноречии никто не уступал,
Но Вачя верх всегда держал…
И утром, на утином перелёте,
Сам я был ещё на взлёте,
Но всё же четыре утки сбыл,
Чем рыбаков немало удивил.
На что Вася мудро так изрёк:
- Григорий, преподал ты нам урок,
А тут четыре пьяных карася попались,
Видно, знали, что вино осталось…
Он был немножечко мудрец,
И потому для кузнецов отец,
Немного поклонялся он вину,
Но всё это мило шло ему…
Раз на работе Василий успел набраться,
Его за печку уложили отсыпаться,
А ут время пришло опохмеляться,
Но Василий не хочет просыпаться.
И тогда Володя, наш бригадир,
Находчивостью всех кузнецов сразил:
- Василий, хочешь опохмелиться?
И уже Вася Стакан в руке держал,
И голос умилённо задрожал:
- Сыночки, родненькие вы мои,
И слёзы по щекам его текли…
Такой вот Василий человек,
Пусть долог будет его век,
По-своему прекрасен человек…
Непьющим это не понять вовек,
Живут, что яйцо – всё в скорлупе,
Гладко да чисто, что вблизи, что вдали,
Но треснула стерильная та скорлупа,
И куда вдруг исчезла чистота.
А рабочий человек весь в грязи,
Что в дали поглядеть что вблизи:
На нём нет защитной скорлупы,
Но об этом почему-то мы немы…
Рабочий юмор тоже ведь тяжёл,
Не от чистых он столов,
Его не надо как-то преподать,
Любой сможет его понять…
И снова Василий у костра,
В котелке друга варится уха,
И хоть вторая ночь ещё более черна,
Ондатра напоминала мало даже петуха.
Болотный заяц – её дословный перевод,
Но дело принимало скверный оборот,
Саша губы презрительно скривил:
- Наверно, Вася, не одного ты человека отравил!
И пусть Канада – великая страна,
Нам чужда эта презренная еда.
Пусть целебна, пуст деликатес,
Ондатру ешь ты сам, балбес!
На что Василий сразу возразил:
- Мало тебя отец уму-разуму учил,
Не умеешь людей ты уважать.
А я просто не давал бы тебе жрать!
Ондатра очень быстро убывала,
По вкусу зайца она напоминала,
Всё меня Василий – повар угощал,
Но с Саши хитрых глаз он не спускал.
И вот дрогнула Сашина рука,
Маленький кусочек угощения взяла…
Известно, что голод нам – не тётка,
И по самолюбию больно хлещет эта плётка.
Он забыл про Васю, что тот балбес,
И чуть ли не с руками в котелок залез…
Не надо тут театра и кино.
Быть артистом не всем дано…
Надо раз хоть на рыбалке побывать,
Чтобы кое-что о них узнать,
Но чтобы их понять и оценить,
Надо немало котелком воды испить…
Да что грешить, то и вина,
Ведь у всех рабочих жизнь одна.
Но и тут его обворовали,
Пусть не радость, но и ту забрали…
Поздней осенью, на первом льду,
Повстречал я парочку одну,
Я их сразу без труда узнал,
У лунок они устроили привал.
Уже давно на пенсии,
Всё также неразлучные друзья,
Говорю о Саше и Василии,
Их просто не узнать нельзя…
- Привет, друзья-кузнечики,
Ну, как живёте, человечики?
Но иссяк их юмора запас,
Или не до шуток им сейчас.
Василий бросил даже пить,
Что-то сердце стало вдруг шалить:
- Сто двадцать пенсия всего,
Теперь напейся на неё…
Мы не те ключи, видать, ковали,
Что своё здоровье потеряли,
А счастья так и не видали:
Пока ковали, другие всё забрали…
- Так слушайте, ребята-кузнецы,
Гожусь я вам в отцы:
Плохие настали времена,
За вас, рабочих, выпейте вина,
Я ещё помню, говорили в старину:
Пей и ешь, пока рот свеж!
Но, видно, устарела старина,
Или не для рабочих все эти мудрые слова…
1991 год.
|