У ОКНА
Приглушен в зале верхний свет,
лишь свечки блики на рояле.
Кого-то в старом доме нет.
Вернётся он назад?
Едва ли…
Но, может, всё же стоит ждать?
А если это бесполезно?
Давно застелена кровать,
когда-то бывшая двухместной.
В унылом доме тишина,
и не слышны рояля звуки.
А у окна стоит Она,
скрестив обветренные руки,
и смотрит в призрачную даль
невидящим и влажным взором,
с мучительным немым укором…
И мне Её немного жаль…
РЫБКОЮ-ПЛОТВИЦЕЙ
Жгу костёр воспоминаний
и подбрасываю сучья.
Счастьем были дни свиданий –
и один другого лучше.
Горем стал мне день разлуки –
мы прощались на перроне.
Целовали губы, руки
на платформе и в вагоне.
Дёрнулся состав…
Вагоны
канули в ночи, как в бездне.
Вместе с ними всхлипы, стоны
и рыдания исчезли…
Обещал мне, что вернётся,
но прошла уж четверть века.
Так над нами жизнь смеётся,
как насмешливое эхо…
Где ты, что ты – я не знаю…
Я искать тебя не стану.
Постаревшая, больная…
Да и не терплю обману...
Но зачем я каждый вечер
жгу костёр воспоминаний?
Кто б на это мне ответил?..
Да и зная бы заране,
что вот так оно случится,
на перроне стылом билась
я бы рыбкою-плотвицей…
И разлуки б не случилось?..
В СЕВЕРНОЙ ПАЛЬМИРЕ
Дельфины резвились, по гребням гуляя
беспечных, неспешливых, трепетных волн.
Я к берегу плыл, чёлн рулём направляя,
он был ненадёжен - мой старенький чёлн.
Мне краешек неба спускался на плечи,
мохнатое облако плавно плыло.
Мой путь завершался сегодня под вечер.
Не знаю вот только - куда занесло
мой скромный челнок.
Берег грусть навевает –
я в плаванье этом смертельно устал…
В лагуне никто моряка не встречает.
Никто не наладил в лагуне причал.…
Но вдруг вижу я, что как будто из пены,
девчонка возникла - мне машет рукой.
И тут у меня подкосились колена
и в сердце моём воцарился покой…
Остался я жить в этом пальмовом мире.
У нас с нею двое туземных ребят...
... А в Северной жутко далёкой Пальмире
в Балтийское море печально глядят
глаза…
В них давно уже высохли слёзы.
На лесом поросшем глухом берегу
стоит одиноко в жару и морозы…
Простите, я больше писать не могу...
НА ПЕРРОНЕ
Весь день стояла на перроне.
Зачем? Не знала и сама.
Замёрзла в тоненьком капроне,
поскольку началась зима.
И нет чтоб как-то утеплиться,
чтоб не простыть, не заболеть,
не оказаться вдруг в больнице…
Нет! Ей хотелось умереть…
Она стояла на перроне,
она встречала поезда.
Лишь иногда слезу уронит,
прошепчет что-то иногда…
Скрипят вагоны в сочлененьях,
мелькает в окнах слабый свет.
Нет, не случилось возвращенья…
Но почему? Кто даст ответ?
– Вернусь! – сказал он, уезжая, –
Ты только очень-очень жди.
Она стоит, почти больная,
идут ли долгие дожди
метут ли нудные метели
иль солнце жарит день-деньской.
Стоит… А вы чего хотели?
Характер у неё такой.
Раз он сказал «дождись», то значит
она хоть вечность будет ждать.
Взгрустнёт немножечко, поплачет
и снова поезда встречать…
…А где-то там, в подлунном мире,
среди нехоженой тайги
в забытом уголке Сибири,
где в небе реют канюки,
на берегу реки глубокой
среди осин и кедрача
стоит избушка одиноко
под брошенным гнездом грача.
Её портрет у изголовья,
стол, неотправленный конверт
с письмом, наполненным любовью,
палитра, кисти и мольберт,
этюды, краски и картины,
на поезд купленный билет,
седые сети паутины…
И никого в том доме нет…
|
