Истрепался ворот телогрейки,
Чуни на резиновом ходу...
В голубой свекровьей кацавейке
Я варила мужнину еду.
Заглянув в поваренную книжку,
С оловянным венчиком в руке,
Я ему тушила кочерыжку
В заамурском модном чугунке.
В это время прямо на корыто,
На соху, на вожжи на рядно
Устремились хлопья, как из сита.
Знать, собой прикрыть спешили дно.
От буржуйки пламенно-чадящей,
От детей, от свёкра, порося...
Я ушла за этим настоящим,
Что дарило небо всем и вся.
По нужде пристроилась за возом -
Так снежинки тают на осях! -
А за мной, как пашня за колхозом,
Притащилась сука на сносях.
Прибрела, потыкалась в ладони,
Заскулила жалко-тяжело.
Не понять - она ли это стонет,
Иль меня с фасоли проняло...
Накатили мысли как нарочно -
Надо ж было с города сбежать!
Ох, гектар, гектар Дальневосточный.
Мне то что. А суке здесь рожать...
|
Насолить решила мне жена?
Ходит в затрапезной телогрейке
Пред честным народом до темна.
Выцвела давно мануфактура
На фуфайке, стёрся воротник.
Безобразно смотрится фигура,
Ватник на размеров пять велик.
Есть в шкафу новеe телогрейка,
Даже ненадеванный шугай,
Куплена недавно кацавейка,
Надевай обновы и шагай!
Нет! Позорит мужа в околотке,
Носит архаичное тряпьё!
Может, это от переработки
Или что с рассудком у неё?..)