LXXXX
Нам ли зависть пустую будить,
Лити крови на ветхие троны,
Будем головы ими студить,
Паче золота эти короны.
Их сонимем и мрак разлием,
Примеряйте убойные терни,
Хоть Звезда осветит Вифлеем,
Не прелиться юдолевой черни.
Пусть алкают венечной терни,
Обрядятся во тяжесть златую –
Сами узрят, как льются огни
От перстов, как и рдеют впустую.
LXXXXI
В резье ко трону мы явились,
Цветки сжимая ледяные,
Как фарисеи нам дивились –
Сиим ли области иные.
И не взалкаем о защите,
Легко над мертвыми глумиться,
Но персть исцветна, трепещите,
Господней славе не претмиться.
Толпа кровавая утихнет,
Вином ожжет стольницы тризна,
И ярче золота воспыхнет
Вся наша жалкая старизна.
LXXXXII
Как не станется Божьих цветков,
Как не хватит Господней любови,
Мы тогда наплетем лепестков
И закрасим их нитями крови.
Будут ангелы нощно летать,
Соглядать пировые стольницы,
Мертвых туне еще испытать –
И почто эти мертвые ницы.
Розы в патине смерти красны,
Темным эльфам о них ли глядеться,
Грянет снег, а равно до весны
Сим листовникам рдеть-не сордеться.
LXXXXIII
Вкруг повинных голов не горят ободки,
Золотые оне и в терниве гасятся,
Нимбовидную цветь изольют лепестки,
И превидим, Господь, как хлеба колосятся.
Мы влачились к Тебе с всехолопских пиров,
Студни там и теперь вина красные бавят,
А и терни сокрыл богородный покров,
Где октябрьских невест челесами забавят.
И пришли ко двору, и часами стоим --
Ни Твоих ангелов, ни монашек воскресных,
И жемчужин в крови мы, Господь, не таим,
Истекла ею желть литаний бессловесных.
LXXXXIV
Мы еще соберем, соберем
Юровые цветы в опомерти,
И колени со мертвым царем
Преклоним хоть за косами смерти.
Мировольные эти цветки,
Всякий выцветшей кровию рдится,
Вселазорные их лепестки
Аваддон извести устыдится.
Сколь и некуда будется зреть
Ангелочкам из черной Центавры,
Нам положат еще умереть –
И соцвет мы вплетем во литавры.
LXXXXV
И всяко древо червоядно,
И плачут горние свирели,
Были собиты мы порядно,
Страстной седмицы не узрели.
«Чур» фарисейской этой свите,
Пусть божевольцы веселятся,
Они умерли – не реките,
Еще в нас ангелы вселятся.
Начнут раскатываться цинки,
Пылать всечерною геенной,
Одно мы вербные прутинки
Затеплим кровью излиенной.
LXXXXVI
Как не станется красок льняных,
Не останется жизненных линий,
Мы из пропастей мор-цветяных
И взнесемся во сумерек синий.
Этот морок для мертвых певцов,
Иисусе-Господь, не бесстрашен,
Смерть горючее наших венцов
И горчее вспоминочных брашен.
Ангелки нас пойдут востречать,
Удивятся цветам васильковым,
Ах, тогда мы и станем кричать,
Лити кровь по окладам терновым.
LXXXXVII
И не крестимся мы, и сиротно молчим,
И не алчем, Господь, красноцветных нектаров,
Лишь персты во крови к небесам восточим,
Излетят со звонниц те осьмнадцать ударов.
Прячут агнцев Твоих златонощные тьмы,
Леворукие всех палачи зарубили.
Ах, в дорожной траве прорастают сумы,
За юродствие нас паче житий любили.
И цветочки горят, а крикливых ворон
Как уняти, Господь, и с костьми не мирятся,
И чернеет мурог от собитых корон,
В них цвели васильки -- ныне змеи бугрятся.
LXXXXVIII
Станут черные розы алеть,
По краям огонями точиться,
Как нельзя всем теперь уцелеть –
И соидем изморно влачиться.
Это мы во кровавых цветках,
Это, Господи, мы, яко чада,
О лядащих горим лепестках
У решеток Звезды-вертограда.
А тенета сордятся Твое,
Приберут ангелы убиенных,
Мы явимся в светильном резье,
С чернью алых бутонов истленных.
LXXXXIX
А персть убойная сиянна
И вертограды багровеют,
Иль для валькирий эта манна,
Теперь столовники говеют.
Ах, грозно яремо крестовья
И мертвых певчих не дозваться,
И у Христова изголовья
Сеймиг лишь терниям свиваться.
За сораспятия честные
Нам положат еще преявить
Во крови бдения нощные –
Смерть яко смертию и славить.
C
И соидут во Тартар купцы,
Преложатся пиры дармовые,
Мы наденем искосо венцы
И явимся, как будто живые.
Что Христос о любви говорит,
Кровь лиется ль, а мертвые ницы,
Вертоград наш огонем горит –
Зрите, зрите сии багряницы.
Ах, нельзя убиенных сберечь,
Коемуждо трилистничек вышит,
Иисус нашу косную речь
В этом тлеющем саде ль расслышит.
CI
Как с златых ободов ниц падут васильки,
Растекутся венцы во червеющей слоте,
Были, Господе, мы на помине легки,
А теперь залежим в скоморошьей немоте.
Всякий цветик темно и небого сордел,
Нечем боле агнцам нищекрасить головы,
Тяжелей бытия молчаливый удел,
Золотые венцы стали ныне меловы.
Но звонят и звонят колокольцы по нам,
Псалмопевную знать сбити всё не решатся,
Нет замены, Господь, пресвятым пеюнам,
Даже вытлевших лир фарисеи страшатся.
CII
Прекричим ли, а немость одна
И лиется по звездной аллее,
Разве кровь богоимных красна,
Цвет-ромашек уста всебелее.
А не глорию пети святым –
Изнимать и отпутывать верви,
Не обрезам сиять золотым,
Наши кафисты выбелят черви.
Яко днесь не спасти никого,
Пусть хотя бы узнает Господе:
Мы изрдели во имя Его
Поздним летом, о славленном годе.
CIII
По воскресении Христовом
Слетят ко мертвым голубицы,
Чадится ль морок и за Словом,
Но будут зиждимы седмицы.
Как убыл цвет и огонями
Теперь сокровных уз не метить,
Мы станем жалкими тенями,
Возможем столпникам ответить.
Пускай Христосе во печали
Не пребывает об успенных,
Столбы мы кровью освящали,
А в смерти нет цветов истленных.
CIV
Изольется бескровный псалом,
Возрыдают о мертвых эльфиры,
И тогда над вечерним столом
Тускло вспыхнут свечные гравиры.
Ах, притроновый славен удел,
Только славы, Господь, мы не ждали,
Раев цитрии кто соглядел,
Свеч не имет, где с кровью рыдали.
Убран, Господе, стол и всепуст,
Ищут дочери нас юродные,
И серебро точится из уст
На свечельницы те ледяные. |