В тихий край сосновой меди и холодных чёрных рек
снова ты напрасно едешь, неуёмный человек,
по земле российской древней долго рулишь через дождь.
Зря. Не та давно деревня. Потерялась — не найдёшь.
По полям да мимо плёсов — трасса в Латвию пуста,
без помех несут колёса в подзабытые места,
где, столпившись у обочин, подозрительно бойкИ,
машут лапами, пророчат вслед беду борщевики.
Всё сильнее бьётся сердце. За мостом в лесу просвет.
Ты мечтал вернуться в детство, а вернулся — детства нет.
Отдохни, постой немного, сигаретой задыми...
Место, брошенное Богом и забытое людьми.
Грязь, нахохленные крыши, опустевшие сады,
по подпольям рыщут мыши в тщетных поисках еды.
Дождь постылый заливает гниль некошенных полей.
Долго лить ему? Кто знает! Успокойся. Сядь, налей.
Ни к чему тебе всё это, и былого не вернуть.
Заночуй, а там с рассветом выбирайся как-нибудь.
Оплывают воском свечи, пусто на сто вёрст вокруг,
то ли утро, то ли вечер, капель гулкий перестук.
Подступает полночь злая, и во тьме приходит страх,
кто-то прячется в сарае и шевелится в кустах.
Ждать, тоску превозмогая, нету сил.
Задремлешь ты...
... Некто глянет, не мигая, на тебя из темноты.
Не упрямься, стань покорным.
Не спасёшься взаперти.
Он войдёт — огромный, чёрный —
в нежить злую превратит.
Им натаскан и послушен,
алчным демонам под стать,
будешь человечьи души в непогоды отбирать.
Станешь, мрачной силой послан,
не отбрасывая тень,
выть тоскливо на погостах мёртвых русских деревень,
страшен, никому не нужен...
... Утро. Петушиный крик.
И таращится из лужи на тебя седой старик.
|
