Тишина так назойлива, неоспорима и вязка –
спеленала, скрутила, стреножила мысли, сволочь.
По холсту настроения – флейцем да чёрной краской
мажет грязью небесною авангардистка полночь.
Добралась до сознания, до потаённых комнат,
где устроила память из пережитого свалку:
эта скряга ворчливая счастья крупицы копит,
но с узлами обид ей до боли расстаться жалко.
У сезона ржавеющих листьев лихие правила:
рецидив тихой грусти и приступы одиночества.
Изымает она из души свою «долю ангелов»,
пустоту заполняя юродивого пророчеством.
Ночь осенняя…Долгая… Словно запутанный лабиринт…
Где-то в нём затерялась непрошенной гостьей муха.
Я беспомощен, словно дельфин, что попал под винт,
уходя от неё, неудачно подставил брюхо…
Опустился на дно бездыханной недвижной тушей
тишины полусонной, мистической и бездонной,
я привычную плату вношу, отдавая душу
в руки тёплые (всё ещё) рыжей «алмазной донны»…
И такая тоска вдруг, такой безупречный сплин –
характерный, классический, в «яблочко», по сезону…
Две недели ещё, может, три – и взовьётся дым
из костров во дворах к небесам, мимо глаз оконных.
Дворник спичкою чиркнет, бесстрастно огню предав
ведьму рыжую, бестию, явно роднёю дьяволу.
Память звякнет ключами, сознанья открыв чердак,
оторвав от невечного спорную «долю ангелов»…
Ливней лепет бессвязный…лысеющую ветлу…
вспышки углей калины на пепельном фоне неба…
похоронку на лето, пришпиленную к стеклу
почтальоном-дождём на рассвете ушедшим в небыль…
Пыль на глянцевой деке, аскезу затихших струн –
отголоски Случайности, поданной в виде боли…
Я однажды, гитару к стене прислонив, уйду,
Небесам возвратив то, чем вечно владеть не волен.
Кто-то свыше, чтоб не было дыма, зальёт пожар
догорающей жизни, в угоду вселенским правилам:
воробьём из материи клетки порхнёт душа -
божья собственность, невесомая «доля ангелов»…
|
