131.
Ты деспотична и резка подчас,
А лишь красе даётся власти право.
Но для меня, как редкостный алмаз,
И в сердце разлита любви отрава.
Тебя кто видел, дружно говорят:
,,В подобный лик нельзя влюбиться страстно!"
Не спорю, но отведав страсти яд,
Готов поклясться — чёрное прекрасно!
И сразу подтвердить, что я не лгу,
Тьма стонов, лишь подумаю про это,
Бегут отважно к сердцу моему,
Напоминая — ночь милей рассвета.
Увы! Смущает всех не смуглой вид,
А зло поступков, что в тебе сидит.
132.
Люблю твои глаза — им жаль меня,
Ведь в сердце у тебя пренебреженье,
И зная это, обо мне скорбя,
Они надели траур сожаленья.
Но даже Солнце утром в небесах
Чело Востока так не украшает,
А звёзд больших лучистая краса
Не манит, переливами сверкая,
Как чёрный бархат взгляда твоего!
Так пусть и сердце у тебя скорее
Примерит траур, помня из того,
Что жалость для любви всего милее.
И стану клясться я — краса черна!
А всякой прочей масти грош цена.
133.
Будь проклято то сердце, что, маня,
Боль ревности глухой приносит другу!
Неужто мало мучить лишь меня,
И должен он ходить рабом по кругу?
Меня похитил яростный твой взор,
Присвоил моментально, с другом вместе,
Теперь себя, его, тебя лишён —
Тройная пытка чисто женской мести.
Но выход есть: я сердце отдаю!
Его запри в своём, то выкуп друга.
Чтоб не был он рабом — его храню,
Как верный страж, от боли, от испуга.
Но всё напрасно — если я в тюрьме,
Любой мой клад принадлежит тебе.
134.
Итак, я подтверждаю, что он твой,
И я в плену твоей роскошной воли!
Меня всего возьми, в себе зарой,
Но лишь его верни — бальзам от боли.
Нет, ты свободу друга не отдашь —
Не может алчность с ценностью расстаться,
Ведь он гарант отныне, а ты — страж,
Способный даже кровью расписаться.
Его взяла, как дань своей красе,
Так ростовщик обрадован процентом,
Безвинный возмещает траты все,
Я ж связан, оставаясь конкурентом.
Теряю друга, платит он сполна,
Сам не свободен — вот твоя цена!
135.
Желанна ты, раз у тебя есть ,,Вилл", *
,,Вилл" собственный, да и других в избытке.
Ты призови, чтоб лаской одарил,
А не мечтами жил в сладчайшей пытке.
Ужели ты, чья страстность велика,
Меня отвергнешь и не дашь приюта?
Зачем победа у других легка,
А мне страданьем каждая минута?
Ведь знаю — в море уместится дождь,
Хоть капель и не счесть у океана.
Так ты свои владения умножь:
Раз ,,Вилли" больше, значит ты желанна.
При этом можешь думать обо всех,
Но забери меня в прелестный грех.
* Сонеты 135 и 136 построены на игре слов. Сокращённое
имя поэта Will (от William — Вильям) пишется и звучит так же,
как слово, означающее волю или желание (прим. переводчика).
136.
Ты объясни своей душе слепой
Что упрекать бессмысленно — ждёт Вилли!
А раз желанье, вызвано тобой,
То значит нужно, чтоб ещё любили.
Ведь страсть моя пополнит твой багаж,
И он вместит безумное влеченье.
Один средь многих, я незримый паж,
Которому не придают значенья.
Поэтому пусть буду неучтён,
Хоть знаю, что вид описи той ложен,
Считай меня ничем, считай нулём,
Но ценным для себя, в том смысл заложен.
Ты имя полюби, чтоб я любил,
А ты — желала, раз уж имя Вилл.
* Игра слов: Will — желание, воля
137.
Амур-глупец глаза испортил мне,
Хоть я смотрю, не вижу то, что прежде:
Красу не различаю в красоте,
А за уродством следую в надежде.
Но если взгляд мой разглядел обман
В той бухте, что приметили мужчины,
То как смогла ты выковать сама
Цепь к сердцу моему, убрав причины?
И почему, хоть здравый смысл твердит,
Что заняты давно твои угодья,
Мой взор, впитав измены горький вид,
Усмотрит в этом страсти половодье?
Да потому, что и любовь слепа:
Глаз ловит фальшь, а сердцу — маета.
138.
Когда мне шепчет милая: «Верна», —
Я соглашаюсь, зная, что лукавит.
Слепым юнцом кажусь ей, и она
Считает, что легко меня обманет.
Но если видит юным, это льстит,
Хоть возраст мой ей хорошо известен.
И страсть нас мощно тянет, как магнит,
И правду мы скрываем тоже вместе.
Зачем же об изменах ей молчать?
Зачем и я не говорю про старость? —
Доверьем мнимым ставится печать,
Когда закат и мало что осталось.
Вот потому-то мы друг другу лжём
И кажемся счастливыми притом.
139.
Не призывай меня хвалить то зло,
Что сердцу боль приносит в каждом миге:
Ты не глазами рань, есть правда слов,
Используй силу, а не яд интриги.
И если любишь прочих — говори,
Но взор при мне им не дари лукаво.
Душа моя, к чему теперь хитрить?
Ведь я повержен, а тебе вся слава.
Я мог бы оправдать поступок так:
«Любимая не мне дарует взгляды,
Поскольку каждых ранит, словно враг,
И только недруги им будут рады!».
Но я устал от этих глаз Лилит,
Убей совсем, пусть больше не болит!
140.
Жестока ты, но всё же мудрой стань,
Не истязай меня своим презреньем,
Иначе болью разомкнёшь уста,
И я приму неверное решение.
Но как же научить тебя хитрить,
Чтоб не любя, ,,люблю" ты говорила?
Ведь тем, кто при смерти, а нужно скрыть,
Твердят лишь о здоровье лживо, мило.
В отчаянье — могу сойти с ума,
Тогда тебя измазажу клеветою,
А подлый свет столь жаден до клейма,
И примет всё, что связано с тобою.
Так помоги же отвести беду,
Лишь взгляд нацель, я в сердце не пойду.
|
