Холодает по ночам. Уходит лето.
Самогонка в банке мерзостно сиза.
Спьяну пальцы обжигая сигаретой,
я смотрю в его слезливые глаза.
Столько слышал я о нём, впервые встретил.
Дед нескладен весь, испит лицом, уныл.
В партизанах он в далёком сорок третьем
дядю Васю, брата бабушки, убил.
Как хромого, дядю в армию не брали.
Немцы рады — им бухгалтеры нужны.
Дядя Вася по ночам своим сигналил,
днём в конторе начисляя трудодни.
Скромный, тихий: "Благодарностев не надо..."
Немца выбили. Ушёл на запад фронт.
Как подпольщика, позвали за наградой.
Не добрался, пулей в спину "награждён".
Дядя Вася ехал в город на подводе,
да попал под партизанский самосуд.
Говорили, по лесам их много бродит,
хуже немцев — озверел мужик в лесу.
Попривыкли парни сладко спать да квасить,
сговорились — утром шасть, пока туман.
Опасались, что в райкоме дядя Вася
порасскажет о "геройствах" партизан.
Кто, за что — война! Недолго разбирались.
Сгинул, родный, ни за рублик, ни за грош.
А убийца — вон, скулит, внушая жалость.
Только дядьку с того света не вернёшь.
Горю нашему не будет укорота,
полюбился нам жестокий ритуал.
Напиваясь, деду мы стучим в ворота:
— Расскажи, как дядю Васю убивал...
|
