На берегу, в сиянье лунном, внимая бледному арфисту,
Я отгонял гадюк рассудка, сдирая временную цисту.
Мелодия в себя вбирала тугую стать холмов окрестных.
И воздух плавно завихрялся в миры фигурок бестелесных.
Под звуки арфы истончилась, земли исхоженная кожа.
Раскрылись жуткие глубины, и я поплыл, от влаги ёжась.
Гудели и мерцали реки, подземные дышали недра
И нежно заполняли горло, как с горьковатым вкусом цедра.
Прозрачные раскрылись дали, от Невских вод до Гиндукуша.
Где смертные распад вдыхали, закон вселенский не наруша.
Где таяли мечты и формы в неразличимом настоящем,
В безличном, никогда не лгущем и ничего уже не мнящем.
Я ощутил в себе броженье и насекомых приближенье,
Как тянутся тугие корни, меня вплетая в царство тленья.
Моя пергаментная кожа, пурпурно-серого оттенка,
Конец недолгого спектакля, под занавес – немая сценка.
Но, сквозь унылую могилу, сквозь немоту оцепененья,
Я, не укушенный рассудком, вверх поднимался из забвенья.
Как светлячок, во тьме летящий, храня заветное желанье,
Искал твой слабый огонёчек в огромном зале ожиданья.
Такая светлая надежда мой хрупкий дух переполняла,
Что не сходились все концы и перепутались начала…
И отыскал, в сиянье лунном, вдвоём, беспечно, мы уплыли
Из этой мрачной зоны скорби, а след распада волны смыли.
10. 01. 2020
|
