Где-то в мареве лет распахнулась,
заприметилась в памятном дне
васильками пропахшая юность
в деревенской глухой западне.
Я в плену эпохального мира,
ночи мне романтичны в стогах,
где звучит «сеновальная» лира
у веснушчатой Музы в руках.
Может, греческих «Талий» не нужно? —
коль от русских теряешь покой...
Сколько их на селе, незамужних? —
и одна распрекрасней другой!
Девке дай сарафан да кокошник —
душу разбередит под гармонь!
Ой, найдётся ли Муза роскошней,
если пышут в ней страсть да огонь,
зной любви, ругань, святость причастья,
счастья реки, желаний пески?...
Боже, как это всё в одночасье
бедолажно взвалить на мозги?!
Ведь от Бога у русской Эрато
суть и стать есть, и кровь с молоком —
вдохновение нашему брату
с ностальгией к серпу с молотком
да к просторам звенящего луга,
к шепелявому свисту косы
в геометрии полукруга,
с километрами полосы!
Взять бы девку, подальше забраться
в ту беспутную рожь у реки,
где любовь расстилает убранством
голубые до слёз васильки,
где строка глубока и капризна,
как стремнина в слиянии рек
деревенского имажинизма,
что уносит в Серебряный век!
Верьте в Муз! И божественным светом
снизойдут с васильковым дождём
в души к вам — деревенским поэтам,
к тем, кто в русской глубинке рождён!
|